А потом я встретил Нору. Она была тощая, вечно чем-то испуганная и выглядела так, словно неделю не спала. Но при этом оказалась самой красивой девушкой из всех, кою мне доводилось встретить. Она безоглядно верила, что я стану профессиональным футболистом.

Огец качнулся вперед, его локти ударились о стол.

— Но ничего такого не произошло, никто меня никуда не позвал. Какое-то время я жил словно в тумане и не мог в это поверить. У меня не было никакого запасного варианта. И тут меня призвали в армию. Наверное, я мог отвертеться, например, сказать, что нужен на ферме, но я ненавидел этот остров и не представлял, как здесь выживу. — Он вздохнул и снова откинулся на спинку. — Однако мне хотелось, чтобы меня кто-то ждал, писал письма, поэтому я вернулся в Грин-лейк, к Норе, моей хорошенькой официанточке, и попросил ее стать моей женой.

Руби нахмурилась. В детстве она слышала эту историю тысячу раз, но сейчас она звучала как-то по-другому.

— Ты ее не любил?

— Когда женился — нет. Хотя, пожалуй, это не совсем так, просто я больше любил других женщин. Как бы то ни было, мы поженились, провели прекрасный медовый месяц на озере Квинолт-Лодж, и я отбыл. Твоя мама переехала к моим родителям. К концу первой недели они оба в ней души не чаяли. Она заменила им дочь, которой у них никогда не было, и любила эту землю так, как я никогда не любил. Ее письма помогли мне выжить. Это смешно, но я влюбился в твою мать, когда мы с ней находились на разных континентах. Я намеревался любить ее и дальше, только я вернулся не тем уверенным в себе, дерзким парнем, каким уходил. Вьетнам нас всех изменил. — Отец грустно улыбнулся. — Хотя как знать! Возможно, дурные семена всегда сидели во мне, а война лишь создала условия, при которых они проросли. Одним словом, я вернулся циничным и жестким. Твоя мать изо всех сил пыталась сделать меня прежним, и несколько лет мы даже были счастливы. Родилась Кэролайн. Потом ты…

У Руби возникло жутковатое ощущение, словно вся ее жизнь превратилась в песок и медленно утекает сквозь пальцы.

— После моего возвращения из Вьетнама мы с Норой переселились на Летний остров. Я стал работать в продуктовом магазине. Все считали меня неудачником. «Такие надежды подавал — и на тебе!» — шептались люди в таверне при моем появлении. Как же я ненавидел свою жизнь! — Рэнд внезапно посмотрел Руби в глаза. — Я не хотел, чтобы так получилось.

Она судорожно сглотнула. Во рту появилась непривычная горечь.

— Только не говори…

— Я спал с другими женщинами.

— Нет!

— Поначалу твоя мать об этом не знала. Я был осторожен — во всяком случае, настолько, насколько способен осторожничать тонущий человек. Я начал пить, пил много и ничего не мог с этим поделать. Вскоре Нора стала что-то подозревать, но не спешила меня судить, всегда истолковывая сомнения в мою пользу.

— Боже, — прошептала Руби.

— Тем летом кто-то сказал ей правду. Она потребовала у меня объяснений. К несчастью, я был тогда пьян, наговорил ей ужасных вещей. На следующий день она ушла.

Руби вдруг показалось, что она летит в пропасть и отчаянно ищет, за что бы уцепиться.

— О Боже, — повторила она.

Это было выше ее сил. Она боялась, что лопнет, если попытается удержать свои чувства в себе.

Отец потянулся к ней через стол. Она вскочила так резко, что опрокинула стул. Отец отпрянул и медленно встал.

— Мы слишком долго несли эту тяжесть. Кто-то из нас попытался бороться, кто-то отказался. Однако все мы страдаем. Я твой отец, она твоя мать. В тебе есть частица ее, а ты — часть ее жизни. Неужели ты не понимаешь, что без нее не можешь быть цельной?

Руби чудилось, будто ее прошлое рушится и осколки падают на нее. Не осталось ничего твердого, незыблемого, о чем она могла бы сказать: «В этом моя правда».

— Я уезжаю.

Отец печально улыбнулся:

— Ну конечно.

— Позвони Норе, передай, что я поехала к Кэролайн. Я вернусь… когда-нибудь.

— Руби, я тебя люблю, не забывай об этом.

Зная, что отец ждет от нее таких же слов, она все же не смогла их произнести.

Руби никогда не бывала в доме сестры, но адрес Кэролайн крепко засел у нее в голове. Кэролайн была единственным человеком на свете, регулярно получавшим от Руби открытку на Рождество. Это диктовалось простой необходимостью: Руби давно поняла, что послать чертову открытку гораздо проще, чем потом одиннадцать месяцев выслушивать упреки.

Руби свернула с широкой автострады и сразу же угодила в пробку. По дороге к разросшемуся пригороду Редмонда машины не ехали, а ползли. Не так давно здесь царила настоящая глушь, сотни акров нетронутой фермерской земли в долине между двумя реками. Теперь же район превратился в Майкрософтленд, высококлассное пристанище для избранных. Застройщики, правда, стремились сохранить сельский колорит: деревья старались уберечь любой ценой, под дома отводились просторные участки, а кварталы носили изысканные названия вроде Вечнозеленой долины или Тенистой аллеи. К сожалению, все дома получились на одно лицо, а место в целом напоминало Степфорд, только в более дорогом обличье.

Руби сверилась с картой и свернула на Эмеральд-лейн — Изумрудную аллею. Вдоль дороги один за другим тянулись большие кирпичные особняки, причем каждый стоял на самом краю участка. Новый ландшафт придавал улице какой-то незаконченный вид. Наконец Руби нашла нужный дом: Эмеральд-лейн, 12712.

Она свернула на подъездную дорогу из голубого асфальта и припарковалась рядом с серебристым фургоном «мерседес». Взяв сумочку, она пошла к дому и остановилась перед двустворчатой дубовой дверью в наличниках с латунной отделкой. Руби постучалась. В доме послышалось движение, кто-то крикнул из глубины: «Минуточку!»

Затем дверь распахнулась, и Руби увидела Кэролайн. Был час дня, но сестра, одетая в светло-голубые льняные брюки и подходящий по цвету кашемировый свитер с воротом «лодочкой», выглядела безукоризненно.

— Руби!

Кэролайн крепко обняла сестру. Руби закрыла глаза и впервые за последние несколько часов вдохнула полной грудью. Наконец Каро отстранилась.

— Как я рада, что ты приехала!

— Извини, мне некогда было пройтись по магазинам… купить подарки детям…

— Не думай об этом.

Кэролайн потянула сестру в дом. Естественно, он был идеален: отделан со вкусом, кругом образцовый порядок, каждая вещь на своем месте. Он не походил на место, где бывают, а уж тем более живут дети. Кэролайн провела Руби через безупречно чистую кухню, сияющую металлом и полированным черным гранитом. Здесь Руби впервые заметила нечто напоминающее о семье — рисунки, прилепленные к дверце большого холодильника. Из окна над двойной мойкой открывался вид на холмистую зеленую лужайку, явно предназначенную для гольфа.