Настя что-то знает.

Это была не догадка, а внезапно пришедшая уверенность.

– Настя, скажите, что у вас случилось? Я же вижу… Это связано с Владом, да?

Хозяйка дома кивает, поперхнувшись глотком чая.

– Он до сих пор не объявлялся?

– Нет.

– И не звонил?

Короткая, болезненная пауза.

– Нет.

– Лжете, Настя. Вам нельзя лгать, вы не умеете… Боитесь сказать лишнее? Не бойтесь. Я приехала, желая помочь Володе. Ничего не стану обещать, я даже, если честно, не уверена, что вы не сочтете меня сумасшедшей, но одно мне известно наверняка: что сейчас происходит с вашим мужем. Я сама прошла через это в свое время. Вы любите Володю?

– Почему вы…

Настя умолкает. Смягчается, едва возникнув, колючесть взгляда, стерев нерожденные слезы. Проходит минута, другая, прежде чем она отвечает просто и безыскусно:

– Да.

И все-таки, не удержавшись, добавляет:

– Только я не понимаю, почему это интересует вас?

– Интересует, – улыбается королева. – Поэтому давайте так: сперва рассказываете вы, потом – я. Впрочем, если хотите, я могу начать первой.

– Нет-нет, не надо. Влад всегда отзывался о вас… уважительно? Нет, это неправильное слово… Тепло! Да, тепло. Я вижу, он был прав. Вот вы все бросили, приехали…

Было видно, что Насте неловко откровенничать с посторонним человеком, но она просто не в силах сдерживаться и злится на себя за эту слабость.

– …не могу больше! Извелась вся, места не нахожу. А рассказать кому-то – боюсь. Они не велели. Хорошо, что вы приехали. Влад… – Настя глубоко вздыхает, как перед прыжком в воду. Руки ее больше не дрожат. – Его похитили! Они мне позвонили…

Польских слушала, не перебивая. Пусть девочка выговорится. Лишь раз позволила себе отхлебнуть чаю, а к бутерброду даже не притронулась. Жевать, слушая исповедь?! Странный звонок. Зачем им (кому – «им»?!) понадобился вернувшийся с конвента Снегирь? Совершенно дурацкое похищение! «Вопрос жизни и смерти» – надо же, какой пафос! Дешевый детектив. Мелодрама. Обещали вернуть живым-здоровым…

Наконец Анастасия иссякла. Сидела, опустошенная, молча глядя в стол. Рассматривала, будто только сейчас увидев, крупинки сахара-песка, рассыпанные на клеенке – бежевой, в мелкий цветочек.

– Знаете, Настя, я тоже в замешательстве. Глупая история. Безумная, нелепая. Но мне кажется, это связано с процессом Володи…

– С процессом? Каким процессом?! Влад болен, да?!

Слово сказано. Надо продолжать.

Если она не лжет, что любит… Вряд ли. Девочка не умеет лгать, королева, ты сама об этом сказала.

– На нашем жаргоне это называется: «выход в тираж». Нет-нет, это совсем не то, о чем вы подумали…

Теперь говорила Польских. Процесс, круги, Орден… Рассказывала, объясняла – и понимала, как выглядит со стороны. Психованная дамочка, рехнувшаяся на почве климакса. В самом лучшем случае ее рассказ мог вызвать вежливое недоумение. Зря она ввязалась в эту историю.

Зря.

– …Сейчас издатель принимает срочные меры, чтобы затормозить процесс. Но если Владимир в ближайшее время не объявится и не подпишет договор или не сдаст книгу в производство… Массовый психоз – самое невинное, во что ситуация может вылиться на четвертом-пятом круге. Дальше будет только хуже.

Королева умолкла, допила остывший чай и в упор посмотрела на Настю. Санитаров сразу вызовешь или как?!

– Знаете, мне в последние дни… – Настя играла краем клеенки, отказываясь встретиться с Польских взглядами. – Снится. Что-то. Часто. А вспомнить потом ничего не могу. Внутри ноет: вспомни! важно! Нет, никак. Стена. Хоть голову разбей.

– Это конец третьего круга. Скоро, проснувшись, вы будете все помнить.

Королева вздрогнула. Помнить! Когда хотелось бы забыть…

Увы.

– Не бойтесь, Тамара. Я сейчас за соломинку хватаюсь. Предложат в НЛО к Сириусу слетать – займу денег, куплю билет и полечу. Лишь бы Влад вернулся. Вы мне другое скажите: вы из-за него приехали? Или только из-за «процесса»?

– Только? Настенька, вы намного моложе меня… Впрочем, это не аргумент. Кто вы по образованию?

– Я? Филолог. Это имеет какое-то значение?

– Нет. Значит, филолог. Один мой знакомый называл таких «логофилами». Вы улыбнулись? Напрасно, вряд ли он вкладывал в это определение юмор. Вы не рыцарь Ордена Святого Бестселлера, но это тоже не аргумент. Знаете, самое тяжелое – отнюдь не работа над новым текстом, а ожидание начала процесса, которое всегда стоит у тебя за спиной, заглядывая через плечо. Многоликий идол, тысячеглазый Аргус с серпом за пазухой.

– Вы путаете, Тамара. Это Гермес был с серпом. Отрубив им голову Аргусу-Многоглазу.

– Я знаю, Настя. Вы все правильно говорите. А я все правильно – знаю. Потому что этот Многоглаз с серпом стоял за спиной у меня. Вчитывался, размышлял, погружался, чтоб однажды вынырнуть, вцепиться, утащить и полоснуть. Чувствуете, как я заговорила? Существительные и глаголы. Кости и мышцы. Никакой косметики прилагательных, пудры наречий, обилия родинок-местоимений… Кости и мышцы. Так труднее соблазнять, но легче драться. Так легче ждать удара…

Продолжая рассказывать, королева ощутила укол болезненного удовольствия. Пьяница в завязке вслух вспоминает былые подвиги: где, когда, сколько, с кем и подо что. На языке тает хмельной отзвук памяти. Или иначе: пожилой интеллигент в очках и шляпе, с подагрой и радикулитом, вспоминает сладкий месяц юности, когда он, прыщавый щенок-восьмиклассник, презрев увещевания бабушки и слезные мольбы родителей, записался на дзюдо. Месяц «мужчинства». Пота, ушибов, насмешек – и счастья. Не забыть никогда.

И, выпив лишнюю рюмку коньяка, втягивать живот и расправлять плечи, заводя шарманку: «Однажды я…».

– Работа – это пустяки. Привычка. Контракт-заказ, аванс, сроки, и ты почти гарантирован от лишних последствий. Ну, в крайнем случае кинешь заранее фрагмент, отрывок, как кость, как камень в пруд… Полегчает. А дальше книга уходит в печать, ты едва переводишь дыхание, и опять…

– Почему – опять? Почему – едва, Тамара?! Отдохните месяц. Два. Возьмите год передышки. Деньги у вас есть, можете себе позволить…

– Деньги есть. А позволить не могу.

Королева рассказывала. Рыцарь не в силах долго отдыхать. Рыцарь не может без подвигов, убитых драконов и поверженных великанов. Закончив текст и сдав его в печать, ты сердцем чувствуешь, как все короче становится отпущенный тебе срок перерыва. Ни за что не узнать, сколько отведено на сей раз. И в одну малопрекрасную ночь ты ложишься спать, – ненавидишь дремоту, королева! О да… – внезапно погружаясь в хаотики. Вышедших в тираж рыцарей Ордена мало. Меньше двух десятков. Но оруженосцев, следующих за рыцарями по пятам, много больше. Сейчас уже полусотня наверняка. Они пишут, их издают, постепенно приближая планку «выхода» для самых рьяных, избранных Господином Читателем. Оруженосцы мечтают о заветных шпорах, поясе и тираже. Мечтают страстно, подражая рыцарям во всем: в построении сюжета, в завязке интриги, в стилистике, языке, манере… Это инстинкт оруженосцев – подражать.