Все дело в группах слов, которые Вентрис назвал “тройками Кобер”. К ним относилась группа слов, упомянутая в статье 1948 года:

Кобер догадалась, что “тройки” представляют собой окончания слов –, – прикреплявшихся к одной основе. Но окончания, о которых идет речь, не были в точности тем, что она предполагала.

Многие языки, в том числе греческий и английский, используют окончания двух типов: “грамматические” и “словообразовательные”. Грамматические, к которым относятся падежные окончания, создают синтаксис предложения. Словообразовательные окончания формируют слова. В английском языке грамматические окончания встречаются редко – они ограничиваются -s у глаголов в третьем лице единственного числа; суффиксом прошедшего времени -ed и полудюжиной других. Словообразовательных окончаний очень много: -ity превращает прилагательное в существительное (scarce, scarcity); -ing превращает глагол в причастие (swing, swinging); -able превращает глагол в прилагательное (sing, singable).

Кобер считала, что ее тройки – это флексии. Вентрис думал, что это дериваты – “альтернативные окончания имен”, – и оказался прав. Какого бы типа окончаниями ни оказались эти тройки, это не изменяло теорию Кобер: “соединительный” гласный функционирует точно так, как она указала. Но, распознав в тройках словообразовательные, а не грамматические окончания, Вентрис приумножил прибыль, которую она получила.

Вентрис догадался, что “альтернативные окончания имен” в тройках были словообразовательными вариантами топонимов (как в случае Brooklyn – Brooklynite – Brooklynese). Он обнаружил, что одно из таких слов, (последнее в тройке), можно транслитерировать как ko-no-so, “Кносс”. Среднее слово,, очевидно, имело ту же основу. Его можно прочитать так: ko-no-si-jo, “мужчины Кносса”. Верхнее слово,, было – ko-no-si-ja, “женщины Кносса”.

Другие тройки, которые обнаружил Вентрис, вели себя точно так же:

Итак, в основу дешифровки Майкла Вентриса легли имена собственные, как уже бывало в истории. В бумагах Алисы Кобер 1947 года есть намеки, что она была готова рассмотреть ту же идею. Докучливый Уильям Форбс, энтомолог, увлеченный этимологией, в письме к Кобер 1 мая 1947 года выдвигает идею, которую предлагал ей много раз: по крайней мере некоторые из флективных слов в парадигмах являются названиями критских городов. На полях его письма четким преподавательским почерком Кобер пометила: “Согласна – топонимы”.

Если бы не была настолько велика преподавательская нагрузка, если бы была возобновлена стипендия Гуггенхайма, если бы Алису Кобер пригласили в Пенсильванский университет, если бы Майрз не обрушил на нее огромную секретарскую работу, если бы ее сторонник Джон Франклин Дэниел прожил дольше и сама она прожила бы дольше, то, вполне возможно, именно она разгадала бы загадку линейного письма Б. Среди ее бумаг в архиве Техасского университета хранится блокнот без даты. В нем Кобер построила “сетку”, содержащую более 20 знаков линейного письма Б – гораздо больше, чем в опубликованном варианте. При этом знакам присвоены фонетические значения. Как показала дешифровка Вентриса, места всех знаков были определены верно. Кобер явно готова была идти в правильном направлении.

Не вызывает сомнений: без Кобер линейное письмо Б не было бы дешифровано так скоро, если вообще было бы дешифровано. Ее глубокий интеллект, целеустремленность и свирепый рационализм позволили найти утраченный ключ к древнейшей из греческих систем письма.

Линейное письмо Б не сохранило для нас больших нарративов – ни эпических поэм, ни любовных историй, ни историй о богах и их безрассудствах. Артур Эванс, да и всякий серьезный исследователь после него, это знал. Алиса Кобер в 1946 году предположила, что, прочитав наконец таблички, “мы узнаем лишь, что 10 июня 1400 года до н. э. мистер Икс доставил мистеру Игрек 100 голов скота”. Именно это ученым и открыла дешифровка: записи о собранном урожае, о произведенных товарах, о выпасаемом скоте, о приношениях богам.

Поэтому многие после дешифровки потеряли интерес к табличкам. Эндрю Робинсон пишет: “Что касается гуманитариев – археологов, историков, литературоведов и других, – то ответы на вопрос, что они получили от дешифровки… честно говоря, немного разочаровывают по сравнению с художественными сокровищами Трои, Микен и Кносса”.

Но таблички все же имеют непревзойденное значение для понимания мистера Икс и мистера Игрек бронзового века – мира Одиссея, Нестора и Агамемнона. Великий американский журналист Мюррей Кемптон однажды заметил: “Уголовный суд может сказать нам только о том, каким образом кто-либо из наших братьев и сестер что-либо украл, кого-либо убил или сам погиб. А гражданский суд рассказывает нам о том, как все мы живем”. То же самое относится к табличкам.

За 3 тыс. лет таблички с линейным письмом Б прошли путь от документальной точности к абсолютной непрозрачности и, вопреки всему, снова вернулись к документальной точности. Они рассказывают о том, кем были микенцы: аристократами, ремесленниками, купцами, рабами и т.д. Хотя ученые продолжают спорить об интерпретации отдельных табличек, корпус надписей на линейном письме Б в целом дает представление о жизни далекой цивилизации. Кроме прочего, по словам микенолога Синтии У. Шелмердайн, мы располагаем данными о “товарообороте… о владении землей и скотом, об изготовлении и ремонте различной утвари, о людских ресурсах… в Микенском царстве”.

“Гроссбухи” из глины рассказывают, что именно микенцы сеяли и жали, ели и пили, каким богам поклонялись (рядом с богами греческого пантеона стоят странные божества догреческого происхождения), как зарабатывали на жизнь, проводили время, защищали себя и нападали на других. Мы даже знаем их имена: некоторые аристократические, а некоторые… не пожелаешь иметь и собаке.