К тому времени, когда я туда добрался, некоторые из дыржилищ уже были погружены в темноту. Я постучался в то, где сквозь ставни на окне все еще сочился свет. Через мгновение дверь открылась, и на меня уставилась пара настороженных серых глаз. По морщинам на лице я заключил, что этот гхемф стар и, следовательно, является мужчиной.

– Сиргхемф, – сказал я, – я пришел за татуировкой. Последовала долгая пауза.

– Сир? – переспросил он наконец, словно не веря, что я обратился к нему так почтительно.

– Сиргхемф, – повторил я, – я отношусь к вам с глубоким уважением. Я был одним из тех, кому вы помогли на Плавучей Заросли. – Я надеялся, что ему известно, о чем я говорю; похоже, так оно и было – он шире открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. – Мне нужна татуировка, говорящая о гражданстве, и гражданстве Цирказе, а не Брета.

Не могу сказать, будто он поднял бровь, поскольку у не имеющих волос гхемфов брови отсутствуют, но ему удалось передать впечатление крайнего изумления.

– Я был птицейдастелцем, – объяснил я.

– Ах…

– Вот мои бумаги. – Я протянул ему документы, полученные от Лиссал.

Гхемф взял их и перелистал, потом снова обратил на меня вопросительный взгляд:

– Головастик Паучьиножки?

– Ээ… нет, – ответил я. – Однако ты увидишь, что описание мне соответствует. Бумаги выписаны мне, тут ошибки нет, но меня зовут Руарт Виндрайдер. Тут долгая история…

Гхемф жестом предложил мне сесть к столу.

– Гхемфы, – тихо сказал он, – обожают занимательные истории и избегают наносить татуировки, которые могут оказаться противоречащими закону.

В свете свечи мы долго смотрели друг на друга; я думал о том, что, возможно, не соответствую какомуто неизвестному мне критерию гхемфов.

– Тогда я расскажу все с самого начала, – сказал я. Гхемф поднял руку, останавливая меня.

– Подожди, – сказал он и исчез в соседнем помещении. Оттуда донеслись голоса, а я воспользовался возможностью оглядеться по сторонам.

Особенно смотреть было не на что. Гхемфы и не пытались чемто прикрыть голый камень стен и пола; всю мебель составляли стол, стулья и несколько полок, на которых хранились принадлежности для нанесения татуировок: маленькая жаровня и тигель, фарфоровые бутылочки с красками, стеклянные плошки с кусочками перламутра, жемчужинками и полудрагоценными камнями, маленькое зеркало, чаша с золотыми и серебряными бусинками.

Через несколько минут гхемф вернулся – по крайней мере я думал, что это тот же самый, – но не один.

– Крах, все мы хотим послушать твою историю, – сказал он. – Ты не возражаешь?

Я покачал головой. Только вот над своим произношением мне все еще предстояло поработать…

Гхемф не сделал попытки представить пришедших; сам он тоже не назвался. Он сел к столу, и несколько старших гхемфов последовали его примеру. Остальные, среди которых были и дети, расселись просто на полу. Все они молчали, но постоянно двигались. Это был язык – как бывшая птица я сразу это понял. Я уже давно замечал, что гхемфы передают мысли движениями, жестами и прикосновениями, отдавая им предпочтение даже перед собственным звуковым языком, не говоря уже о нашем.

Первый гхемф жестом предложил мне начинать, так что я рассказал им обо всем, что с нами – Блейз, Флейм, Тором, Гилфитером, Деком и мной – произошло с тех пор, как мы покинули Плавучую Заросль. По тому, как они слушали, иногда кивая, иногда обмениваясь взглядами, я предположил, что многое было им уже известно, вероятно, от их соплеменников.

Когда я закончил, молчание длилось не менее минуты, хотя гхемфы продолжали обмениваться незаметными жестами – такими легкими, что большинство людей их бы просто не заметило. Наконец первый гхемф сказал:

– Мы, конечно, сделаем тебе татуировку, говорящую о гражданстве. Ты можешь получить цирказеанский символ, верно, но также и дастелский. Мы готовы это сделать.

Я молча смотрел на свои руки. Я знал, чего хочу, но такое желание казалось мелочным. Некоторые вещи имели гораздо большее значение, чем какието знаки на мочке уха. Я был дастелцем, что бы ни говорила татуировка.

– Наша политика – не вмешиваться в дела людей, тебе ведь это известно, – добавил гхемф.

– И все же вы спасли моих друзей на Плавучей Заросли.

– Гхемфы из одного выводка с Эйлсой имеют обязательства перед Блейз.

– Вы же знаете, – сказал я, – что распространение дунмагии было бы бедствием для гхемфов. Злые колдуны вас не любят.

Последовало долгое молчание. Потом первый гхемф спросил:

– Чего ты от нас хочешь?

– Сообщите мне, где находится Блейз или Тор Райдер… или Келвин Гилфитер. Пошлите сообщение Блейз о том, что происходит здесь. Только и всего.

Последовало новое молчание и обмен жестами. Я чувствовал, что идет жаркий спор, хотя и не мог бы сказать, что вызывало у меня такое впечатление.

Потом наконец я услышал ответ:

– Мы этого не сделаем. Где находятся твои друзья, мы не знаем. Однако мы сообщим обо всем выводку Эйлсы.

Подразумевалось, что выводок Эйлсы передаст мое сообщение. Я мрачно улыбнулся в душе. Не только люди умели перекладывать на других опасные дела…

– Спасибо, – сказал я.

– А как насчет татуировки?

Я сделал глубокий вдох. Слова, которые я произнес, оказалось ужасно трудно выговорить, как будто я отказывался от части собственной личности.

– Я выбираю цирказеанское гражданство.

Тремя днями позже я стоял у окна своей комнаты во дворце, рассеянно теребя мочку уха со знаком гражданства – аквамарином в середине татуировки, изображающей глаз, – и глядя сверху на Адский Ушат и причалы. Некоторые корабли отошли от берега и встали на якорь в глубине бухты: этой ночью можно было ожидать дебошей. Бочонки с пивом и дешевым вином, выставленные на нижних уровнях города, чтобы жители могли отпраздновать свадьбу властителя, означали, что три четверти населения скоро начнут спьяну буйствовать. Предусмотрительные горожане просто разошлись по домам и заперли двери, а капитаны кораблей отвели свои суда подальше от берега. На одном из причалов уже разгорался пожар, и мне на фоне пламени были видны силуэты людей, передававших друг другу ведра с водой, чтобы погасить огонь.

Во дворце дела шли ненамного лучше. Многие из приглашенных на свадьбу – знать, жившая на верхних уровнях столицы, – после дневного празднества разбрелись кто куда, и начались ночные оргии. Ближайшее окружение властителя дало волю своим извращенным вкусам, и из того, чему я был свидетелем, явствовало, что этой ночью новобрачная не разделит ложе со своим супругом. Властитель ел и пил за дюжину гостей, и я даже усомнился, что после такого он останется в живых.