На десятый день пути мы уже двигались в предгорье. Лес здесь был не такой густой, а Веланд и Ольга то и дело спорили по поводу того, каким путем лучше подняться на тот или иной холм. Мне уже указали место на северо-западе, где находилась гора Медвежий нос, но при этом мы упорно двигались все дальше на север.

— Если верно то направление, что вы мне указали, то почему мы уходим в сторону?

— Южный склон этой горы неприступен. Там лишь голые скалы. Мы зайдем с северо-восточной стороны, но даже там придется оставить лошадей у подножья. Подъем для них крутоват, могут ноги переломать.

— Не знал, что здесь такие крутые горы.

— Мы идем к Олаву, нашему общему знакомому. Старый шаман знает эти места как свои пять пальцев и не раз бывал на горе.

— Он еще жив? — спросил я, вспоминая веселого здоровяка, перезимовавшего несколько лет назад в Змеигорке.

— Кто? Олав? Да этого пьяницу, похоже, вообще ничего не берет. У его хижины собирается много местных охотников, так что нам будет о чем поговорить и обменять товары.

— Я еще не знаю местного уклада, — посетовал я. — Здесь так принято или вы сами так решили?

Ольга развернулась в седле и попыталась сблизить наших лошадей на узкой тропинке.

— Дело в том, что прибывая с дарами, ты как бы даешь понять здешним жителям, что намерения твои мирные. Ты не завоеватель и не грабитель. Ты принес дары, но им нечего дать тебе в ответ из того, что бы ты не смог взять сам. Вот и получается, что они за скромный дар соглашаются на небольшие услуги. Это вольные люди. Никакие короли и церкви им не указ. И это фактически их земля, кто бы ни присваивал ее себе, она все равно малодоступна и труднопроходима. А уж завоевать ее можно только авторитетом, но никак не силой.

— Да уж, — согласился я, — тащить тяжеловооруженную армию по таким дебрям просто самоубийство. Даже мои стрелки, все, что есть, в такой глуши смогут остановить тысячное войско, играя с ними, как кошка с мышкой. Примерно на то же самое нарвались ордынцы, когда первый раз рыпнулись с наскока взять Змеигорку.

— Вот и здешние партизаны прекрасно это знают. Один лопарь может несколько суток кряду преследовать зверя, пока не загонит. Они в здешних краях самые опасные хищники. Все в этом лесу для них имеет значение. Каждое дерево, каждый камень. Так что просто так вторгаться и шастать где попало мы не можем.

— Что-то подобное мне знакомо. Возле Железенки, брошенной деревни, где я потом стал возводить стены Змеигорки, таких людей жило много. Это позже, буквально через десять лет, когда вокруг было все вырублено и выкошено, их махровая обрядовость значительно упростилась. Даже чтоб дерево срубить, целый ритуал исполняли с камланиями и плясками. С моими интересами подобный образ жизни местного населения явно не совпадал. Вот и пришлось злоупотребить должностными полномочиями, так сказать.

— И ты навязал им собственное варварское и потребительское отношение к дарам природы?!

— А у меня выбора не было! Тогда я для себя совершенно ясно решил, что должен воспротивиться вторжению Орды на Русь. Вот и не брезговал методами. Вплоть до угроз, честно.

— Надеюсь, хоть сейчас ты понимаешь, что все это того не стоило?

— Останусь при своем мнении в этом вопросе, — ответил я, как отрезал. — Повторюсь, но скажу тебе. Всегда есть выбор. Я свой сделал.

— Ты изменил судьбы тысяч людей, Артур.

— Да изменил, как и ты тоже. Но ни ты, ни я не можем дать оценки нашим действиям. Мы не можем с уверенностью сказать, хорошо мы поступили или плохо. Я мог заняться собственным благоустройством и наплевать на всех. Пришли монголы, завоевали — мне-то какое дело?! Кузнец всегда останется при деле, кто бы ни верховодил. Всем нужно оружие, всем нужны доспехи, всем нужно железо. Но я нес на себе тяжелый груз. Я знал, чем обернется для Руси ордынское нашествие. Как с таким знанием я мог оставаться безучастным?

— И все же ты не ответил на мой вопрос.

— Случись мне вернуться опять в то время и в то место, я бы поступил иначе. Возможно, даже жестче.

— Или оставил бы все как есть? Не стал бы вмешиваться в ход событий?

— Стал бы. В любом случае. Но не так. Не корпел бы столько лет над проектами и прожектами. Не выжигал бы себе легкие и глаза в мастерской, выковывая оружие. И крепость бы не ставил.

— Вот сейчас ты примерно в той же самой ситуации. И у тебя, и у меня счетчик обнулен. Вот перспективы, вот возможности. Что будешь делать?

— Оль! Ты как в гестапо. Все допрашиваешь и допрашиваешь. Я уже делаю. И не мало. Вот с твоей помощью братьев посадил на маленький трон большой деревни. А дальше — больше. Я верю твоему опыту, верю, что ты использовала максимум сил и возможностей. Но ты была одна. Все это время ты варилась в собственном соку. Как и я.

— Не могу сказать, что две буйные головы лучше, чем одна. Я много размышляла о тех действиях, что были совершены тобой и мной. И могу сказать только одно. Все, что сделано, уже не вернешь, не изменишь.

— Может, тогда просто перестанем напрягаться на этот счет? Мы живем не своей жизнью. Нас здесь вообще не должно быть. Может, именно это главная ошибка?

— Поживем — увидим, — ухмыльнулась Ольга, накидывая на голову широкий капюшон.

Веланд и Сурт о чем-то тихо шептались. В какой-то момент, судя по их напряженным взглядам, я стал догадываться, что парнишка переводчик не так прост. Он талантливый малый, знает много языков, схватывает налету. Не удивительно, что за такой долгий срок, что мы были в пути от Рязанских земель, он смог научиться хоть частично понимать нашу с Ольгой речь. Ведь в общих чертах, в построении предложений все схоже. Пусть он не знает значения некоторых слов, но это все равно позволит ему понимать общий смысл всего сказанного.

Во время одного из привалов я воспользовался моментом и попытался подвигнуть Сурта на откровенный разговор. Парнишка долго отмалчивался, прятал глаза, но потом все же выдал:

— Я не смею вмешиваться в дела Высоких.

— Высоких? — удивился я.

— Ну, ведающих, — поправился Сурт, тщательно подбирая слова. — Я смертный — и мое дело служить. И я горд тем, что служу Высоким.

— Интересный расклад получается. Выходит так, что ты просто принял все на веру? Тебе сказали, что твоя госпожа — ведьма, и ты поверил. Тебе сказали, что я — волк-оборотень, колдун, и ты проглотил без всяких «но».

— Я вижу, — ответил Сурт немного смущенно. — По дороге в ваши земли мы просили ночлега по дворам смердов. В одном доме встретили вдову, которая была больна. Ее дети обессилили от голода, да и сама женщина еле волочила ноги. Тогда госпожа отправилась ночью в лес, никого из нас с собой не взяв. Она вернулась под утро с двумя зайцами и пучком трав и мхов. А ведь у нее с собой даже оружия не было. Зайцев она приготовила на обед, а из трав сделал волшебное зелье, которое вернуло жизнь несчастной вдове и ее детям. Я видел это. Всю неделю, пока госпожа выхаживала вдову, Веланд и Рох ходили на охоту, добыли много дичи и рыбы. Набрали припасов. Что-то обменяли на зерно и овощи.