как котенка за шкирку, она швырнула меня обратно к полку. Я едва успел выставить хоть какую-то защиту, обволакиваясь эдрой Укрепления, чтобы не долбануться головой.

Албыс тут же подлетела ко мне снова и, рванув за волосы, окунула головой в бадью с холодной водой. Я несколько раз дёрнулся, пытаясь высвободиться, но это было ошибкой. Только зря тратил силы, да ещё и воздух в лёгких не удержал — вода забурлила от крупных пузырей.

Быстро накатало удушье, стиснувшее грудь колючим обручем. Следующие попытки вырваться больше напоминали агонию, становясь всё слабее.

Прежде, чем я отключился, албыс вытащила мою голову из бадьи и дала глотнуть воздуха. Но только затем, чтобы потом снова макнуть. И снова. И снова.

— Кто ты? — скрипучим страшным голосом, уже не пытаясь изображать из себя красавицу, визжала ведьма каждый раз, когда вынимала мою голову из воды. — Что ты со мной сделал? Как ты посмел, человечишка? Кто ты?!

Я вдруг вынырнул из тьмы, судорожно хватая ртом воздух. Перед глазами мельтешили мутные цветные пятна, но, когда удалось сфокусироваться, я разглядел перед собой старые растрескавшиеся доски пола. Я лежал лицом вниз, свесившись через спинку кровати. Дернулся, пытаясь подняться, но обнаружил, что руки мои крепко привязаны к столбикам по углам ложа.

И руки эти непривычно тонкие, маленькие. Детские! На вид — как у трехлетки.

Это тоже сон? Если так — то он ещё хуже, чем предыдущий. Потому что здесь я даже сам двигаться не могу. Я будто заперт в этом теле, и лишь следую его движениям. Сторонний наблюдатель.

Тёплая мягкая ладонь опустилась мне на голову, зарываясь в волосы пальцами.

— Тсс… Тихо, тихо, Богдан… Всё хорошо… Потерпи немного.

Я приподнял голову, пытаясь заглянуть в лицо женщины, склонившейся надо мной. Но глаза резанул свет подвешенного к потолку солнечника, брызнули слёзы. Я успел разглядеть лишь смутный силуэт. Длинные темные волосы, расшитое платье из грубоватой ткани с кучей деревянных и костяных украшений.

— М-мама! — вырвался из груди чужой голос — тонкий, жалобный. — Больно!

Боль и правда накатила — запоздало, но зато будто вся разом, с избытком. Мне будто содрали кожу со спины и щедро засыпали солью. Я взвыл от ужаса, и женщина присела рядом со мной, торопливо суя мне что-то в рот.

Вцепился зубами во что-то жёсткое, воняющее застарелым потом и чем-то древесным. Сложенный вдвое кожаный ремень. Когда боль слегка отступила — а может, я просто чуть привык к ней — выплюнул кляп с чёткими отпечатками зубов.

— Сейчас, сейчас… Выпей!

Женщина поднесла мне ко рту деревянную плошку и буквально влила что-то терпкое, густое и явно хмельное. Рот и горло обожгло так, что я закашлялся. Но и правда быстро стало легче. Голова закружилась, всё тело начало неметь, а сам я начал проваливался в забытье.

— Долго возишься! — проскрипел откуда-то из-за спины надтреснутый старушечий голос. — И отвара слишком много…

Женщина, не обращая внимания на старуху, молча придвинула ближе к изголовью табурет с разложенными на нём приспособлениями и оплывшим огарком свечи.

— А, всё одно — не сдюжит! — не унималась карга. — Да и поздно уже. Только силы зря тратишь. Если хочешь избавиться от выродка — проще было выкинуть его на мороз.

— Язык придержи! — огрызнулась темноволосая, сверкнув глазами. — И молись, чтобы мой сын выжил. Иначе я сама тебя на мороз выброшу, к Стылым!

Голова моя уже стала тяжёлой, как гиря, перед глазами всё плыло, но я упрямо пытался приподняться и сфокусировать взгляд. Разглядеть её лицо…

Удалось лишь на несколько коротких мгновений — прежде, чем я провалился обратно в темноту. Но увидел ясно, во всех подробностях, отпечатавшихся в мозгу, как фотография. Чёткий красивый профиль с высокими скулами. Сосредоточенно сдвинутые брови, упрямо поджатые губы. Ожерелье из костяных бусин и кусочков эмберита. Одинокую слезинку, скатывающуюся по щеке.

И тонкое изогнутое лезвие, похожее на птичий коготь, которое она прокаливала в пламени свечи.

— Кто ты?! — исступлённо визжала рыжеволосая яга, снова вырывая мою голову из воды. Брызги, попадающие на каменку, громко шипели, обращаясь в пар.

Вода снова окутала меня, заливая ноздри, уши, громким бульканьем заглушая все остальные звуки. Твёрдые когтистые пальцы на моих плечах и шее впивались в кожу так, будто вот-вот начнут рвать плоть, как пластилин.

— Кто ты?!

— Игорь! Игорь, проснись! К нам кто-то лезет!

Испуганный женский шёпот зашелестел в темноте — тихий, не громче шороха от сминаемого одеяла. Часто моргая спросонья, я прислушиваюсь к звукам, доносящимся со стороны двери. Невнятное шебуршание в районе замочной скважины, постукивания, металлический лязг…

Сон, как рукой сняло. Пистолет на своём месте — опускаю руку к ножке кровати, к самодельному держателю, и ребристая рукоятка чётко ложится в ладонь. Быстро вскакиваю, огибаю кровать, стараясь ступать мягко, не шлёпая босыми ногами по полу.

— Не ходи, пожалуйста! Я боюсь! Давай я позвоню в полицию?

Смутный женский силуэт в углу кровати — длинные светлые волосы, подтянутое к самому подбородку одеяло. Вспыхивает экран смартфона, выхватывая из темноты расширившиеся от испуга глаза.

— Сиди тихо. Я сейчас.

Тёмный проём, ведущий в коридор. На ходу на ощупь проверяю обойму, щёлкаю предохранителем.

В замке входной двери явно кто-то копается с отмычкой — со стороны скважины доносятся вполне недвусмысленные звуки. Плавно переставляя ноги и держа пистолет наготове, подкрадываюсь вплотную. Приоткрываю глазок, выглядываю.

В поле зрения двое. Одного узнаю сразу по характерной причёске. Второй стоит чуть поодаль, возле самого лифта. Третий ковыряется с замком.

Пфф! Ну и дебилы. Прошлого раза им, видно, оказалось недостаточно. Ну, что ж, раз не понимаете по-хорошему…

Быстрым поворотом рукоятки открываюсь изнутри и тут же пинком распахиваю двери наружу, ударяя присевшего в лоб так, что тот заваливается на спину. Второй, ошалев, выпучивает глаза, видя направленный на него ствол.

— Здорово, говноеды! В гости решили заглянуть?

Тьма снова сменяется светом, воздух врывается в лёгкие. Я уже плохо соображаю, где я. Яркие вспышки воспоминаний сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе, будто чёртова ведьма ковыряется у меня в голове, наугад вырывая на поверхность образы из моей памяти. Без всякой логики и смысла, чередуя флешбэки то из моей прошлой жизни, то из жизни настоящего Богдана. Многие сцены я даже толком не успеваю осознать, потому что они проносятся перед глазами мимолётными образами.

Сколько всё это длится? Минуту? Час? Вечность? Сознание плывёт, подкатывает ощущение приближающегося безумия. Но спасает ярость, нарастающая в груди и ждущая только шанса вырываться наружу. Ненависть к албыс сильнее страха,