Тогда он достает из ящика стола журнал «Огонек» с кроссвордами и вдумчиво сидит над ним. Грызет карандаш, хмурит брови, расчесывая пятерней волосы. Пытается отвлечься. Правда, за все это время ни одного слова он так и не отгадал.

Ростов-на-Дону, 1962 год

Все шло хорошо, как по маслу. Космонавт, Буровой, Кузьма принесли сумки с деньгами за неделю. Общак увеличивался, уже можно было самолет купить, если бы они продавались. Правда, Сторублей сообщил настораживающую новость: на его цеховиков легавые наехали — свою долю требуют, иначе, мол, пересажаем! Неожиданный оборот, раньше такого не было… И что делать? «Стрелку»-перестрелку им ведь не назначишь! Студент покрутил на пальце перстень. Ладно, видно будет. С фарфоровым китайцем посоветуюсь, что-нибудь да подскажет…

Вдруг среди ночи — громкий пронзительный звон. Как спицей в оба уха. Студент вскочил с кровати, ничего не соображая. Что случилось? Стоял, таращась в темноту, сердце: бух, бух… Дошло.

Включил свет, прошлепал босыми ногами к окну. Маленький фарфоровый китаец на подоконнике колотился мелкой припадочной дрожью и ездил туда-сюда по гладкой крашеной доске, как заводной заяц. Удивительно, как только не свалился. Брезгливо морщась, Студент накрыл его рукой и сразу отдернул. Будто током ударило.

Похоже, что-то случилось. Или вот-вот слу…

Сзади, за спиной, вдруг послышалось бормотание. Мужской голос. Студент резко обернулся, даже подскочил. Из гостиной падал мерцающий голубоватый свет. Работал телевизор. Просто взял и включился, сам собой. Бормотание заглушила бравурная музыка, раздались аплодисменты. И опять кто-то забубнел…

«Все нормально, — успокаивал себя Студент. — Это Лютый шуткует!»

Вообще-то, ему такие шутки не нравились, но у него никто не спрашивал. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он пришел в себя и нехотя двинулся в гостиную. На ватных ногах. С Лютым встречаться не хотелось. Да и неизвестно, чем закончится очередная шутка. Может, сдерут с него кожу и повесят вниз головой…

Уже несколько месяцев Лютый не давал о себе знать. Наверное, все шло как надо — рэкет процветал, группировка росла и крепла, нужда в дополнительных консультациях отпала. А что случилось на этот раз?

На экране телевизора — залитая огнями студия с трибунами и эстрадой. Громадными веселенькими буквами на заднике написано: ГРАНДИОЗНАЯ ЛОТЕРЕЯ! ЛЮБОЙ КАПРИЗ ЗА 10 00 °CОВЕТСКИХ РУБЛЕЙ!

Сидят какие-то разношерстные разномастные граждане — кто-то на урку испитого похож, кто-то, наоборот, прифасоненный, во всем импортном — и в камеру ладошкой машут. Был там даже один тип в тюремной робе с номерком на груди. Студент пригляделся, и показалось ему, будто узнал он в этой компании Деда, известного московского вора-«законника», а рядом, облаченный в роскошный вельветовый костюм, сидел вроде как сам Император, «авторитет» из Ленинграда… Но всмотреться как следует не успел, камера переползла на сверкающий раструбами оркестр, а потом на эстраду, где разгуливал чернявый мужчина во фраке… Лютый, кто ж еще. И улыбочка на миллион. Вот только что-то с Лютым было не то…

Ага. Он без штанов. Под ослепительно-белой сорочкой курчавилась густая с проседью звериная шерсть. Все ноги облеплены этой шерстью, тела не видно. И колени гнутся в обратную сторону… Твою мать!.. И копыта вместо ступней…

Студент опустился на ковер.

— Приветствую вас, господа воры, медвежатники, шнифера, домушники, марвихеры, шопенфиллеры, резинщики, ширмачи и прочие деловики! Разожмите очко, брателлы, расслабьтесь! Сегодня у нас очень необычное мероприятие! Те из вас, кто умеет читать, уже догадались, что это — грандиозная, эпическая мега-мега-мегалотерея!!! — радостно прогорланил из экрана Лютый.

Зал взорвался аплодисментами, трубы и саксофоны выдали ликующий аккорд. Но вот Лютый поднял руки, и все смолкло. Зрители замерли на своих местах, разной степени потрепанности лица вмиг преобразились и сделались как у дошколят на новогоднем утреннике.

— Вашему вниманию предлагаются экспонаты одного из самых ценных музейных собраний мира! — Козлоногий Лютый как-то необычайно ловко крутнулся на эстраде, взмахнув фалдами фрака, и наставил на публику руки с выставленными пистолетами указательными пальцами. — Ну-ка, кто тут у нас самый догадливый?

— Лувр! — выкрикнул кто-то с места.

— Эрмитаж круче, че! — перебил его другой голос.

— Третьяковка!

— Этот, как его… Алмазный фонд!

Лютый слушал, подперев рукой подбородок и состроив на лице выражение комически-внимательное и снисходительное. Когда некий франт в белоснежном шарфике поднял унизанную перстнями ладонь и прокуренным голосом каркнул: «Метрополитен-музеум, бля буду!», он громко цыкнул зубом.

— Нет, нет и нет! Ничего подобного, господа-товарищи! Говоря «самое ценное собрание», я имел в виду не только художественную ценность. Там, куда мы отправляемся, горы золотых побрякушек, бриллиантов и всякой разнообразной драгоцухи. Просто горы, догоняете?

Он еще раз окинул взглядом зал. Подмигнул. Зрители завороженно хлопали глазами, шевелили губами, но, видимо, не догоняли.

— Добро пожаловать в Оружейную палату, олухи мои дорогие! — торжественно объявил Лютый.

За его спиной бесшумно разъехался в стороны занавес. Зал потрясенно охнул. Взорам открылся великолепный зал с колоннами, высокими сводчатыми потолками, стеклянными витринами, за которыми сверкали рыцарские доспехи, оружие, шитые золотом одежды, драгоценная посуда, украшения, ордена и многое-многое другое. Зал врастал в телевизионную студию серо-бело-черными мраморными плитами пола и зеленоватой, с бронзовыми фризами, штукатуркой стен. Стык был неровный, хаотичный, кое-где торчали задравшиеся, лопнувшие доски и дранка, мрамор местами пошел трещинами — такое впечатление, что два здания столкнулись во время глобальной катастрофы.

«Оружейная палата», — подумал Студент. Точно. Та самая, кремлевская. В натуральную, как говорится, величину. Только девять ее залов, раскинутых по двум этажам, каким-то волшебным образом сплавились в один огромный зал, дальний конец которого терялся где-то в бесконечности… Он сам никогда там не был, но прочел о Палате все, что можно было достать, впору экскурсии водить. И картинок насмотрелся столько, что, кажется, мог бы пройти по ней с зажмуренными глазами… Потому что здесь, в бронированным стеклянном саркофаге с тройной сигнализацией, как Белоснежка в ожидании принца, томилась его голубая мечта — шапка Мономаха. Царская регалия, символ власти, бесценное произведение искусства. Почти килограмм чистого золота и 43 драгоценных камня. Его давняя мечта, самый желанный трофей… Из тех, что способны сделать удачливого ростовского вора таким же знаменитым, как сам Иван Грозный!

— …Сколько «рыжья», братва!!! — выдохнул кто-то на зрительских трибунах.

— Сверкальцы!

— Драгоцуха!