– Он не хотел, чтобы вы уходили, – прокомментировал Бернс.

– Боюсь, он даже не заметил, как я пришла.

– Ну как, вам что-то удалось из него вытянуть? – Бернс посмотрел на меня так, будто я решила утаить крайне важный для него факт.

– Ни единого слова. У него очередной припадок. Возможно, причиной тому боль, или психологическая травма, или реакция на препараты.

– И как долго это продлится?

– Трудно сказать. Несколько дней, но, может, растянется на несколько месяцев. Люди не всегда выходят из психоза на почве наркотиков. Происходит изменение личности. Вспомните Сида Баррета из «Пинк Флойд».

– О господи! – Бернс от отчаяния даже снял с носа очки.

– И еще одна вещь, Дон. Я про пропавшую девушку.

Пронзительные глазки Бернса тотчас впились в меня как булавки.

– Мишель Йейтс?

– Я видела ее в пятницу вечером.

– Это как же? – Вид у него стал растерянный, будто ему открылась некая новая грань моей личности. В эти секунды он показался мне таким усталым, что я решила свести объяснения к минимуму:

– Однажды я случайно наткнулась на нее во время пробежки. Потом еще раз в пятницу вечером, после того как Уилл попал в больницу.

– Вы говорили с ней?

Я кивнула.

– Я даже дала ей денег, чтобы она могла добраться домой.

– Боже милостивый! – простонал Бернс. – Если дать наркоману деньги, то он не пойдет домой выпить чашечку какао, Элис, а купит себе еще наркоты.

Глядя на Бернса, можно было подумать, что он собрался прочесть мне лекцию о правилах общения с наркоманами. Как бы там ни было, его прервал громкий крик. Похоже, это медсестра потерпела фиаско, пытаясь успокоить Уилла. Шум из палаты доносился такой, что мне хотелось заткнуть уши. Это был все тот же самый жалобный вой. Так обычно вопят животные по пути на скотобойню.

Я была даже рада, когда появилась Энджи, чтобы отвезти меня в отель. Причем на этот раз она даже не стала донимать меня разговорами. Наоборот, только мы сели в машину, притихла, как мышка. Мимо нас проносились улицы, но я ничего не замечала. Меня терзала одна мысль.

Здесь явно что-то не так. Уилл никак не мог быть причастен к этим убийствам. Не укладывается в голове. И придется действовать как можно быстрее, если я хочу выяснить, кто это решил его подставить. В следующий миг мелькнуло предположение, кто бы это мог быть, но я отогнала его, как назойливую муху.

Энджи даже глазом не моргнула, когда я попросила ее остановить машину возле полицейского участка. Только мы вошли, она вручила мне ключ к архиву Бенсона.

– Вы уж сами, – сказала она, прижав к кончику носа палец. – Я от пыли начинаю дико чихать.

* * *

Я пробежала глазами горы замусоленных бумажных конвертов и папок с расшифровками допросов и уликами, которые хранились в пронумерованных ящиках, и лишь затем решилась открыть первую. В ней по датам были разложены показания свидетелей – соседей, прохожих, родственников пропавших девушек. Я перелопатила три папки, на что ушло немало времени.

Одна из них была набита фотографиями хостела Бенсонов, сделанными как снаружи, так и изнутри. На некоторых снимках был запечатлен процесс разборки здания, пока шел поиск тел. Мне попалось несколько десятков фотографий камина Викторианской эпохи. Рэй использовал свои строительные таланты, чтобы его разобрать и, замуровав в стене тела двух жертв, сложить заново.

Я уже решила подвести под сегодняшним днем черту, когда что-то привлекло мое внимание. Это оказалось фото Сюзанны Уилкс, что я уже видела в ее квартире. Она стояла в центре группы – правда, на этом снимке людей было гораздо больше. За спинами, позади запущенного сада, высилось большое серое здание. Тут же екнуло сердце. Шестнадцать или семнадцать человек стояли полукругом. Позади, улыбаясь фотографу щербатой улыбкой, маячила Мэри Бенсон.

Но прилив адреналина я ощутила вовсе не из-за нее. С фотографии на меня смотрело лицо Уилла. Брат стоял с краю, хмурый и неулыбчивый, словно не мог понять, что он здесь забыл. Я тоже не понимала.

Фото выскользнуло из рук. Сколько времени провел брат в этом аду, прячась от остального мира, пока девушки одна за другой уходили из жизни? Мысли бешено крутились. Наверняка Бернс с Альваресом видели фото. Неужели они знают, что Уилл жил в хостеле какое-то время? Или он назвался чужим именем и сумел улизнуть еще до начала расследования? Дело закрыто так давно, что Уилл успел превратиться в очередного безымянного бродягу, собирающего пыль в ящике архива.

Я уже собралась вернуть фото в файл, когда в замке повернулся ключ. Не отдавая отчета в собственных действиях, я сунула фото в сумку. В дверях застыл Альварес. Вид у него был пристыженный, будто я застукала его за чем-то нехорошим. Круги под глазами были еще темнее, чем накануне.

– Ты переусердствовал, – сказала я.

– Не было выбора, – он нервно провел ладонью по лицу. – В противном случае мы имели бы очередную мертвую девушку, всю в этих чертовых крестиках.

– Мне почему-то кажется, что ответ кроется где-то здесь. Сама не знаю почему.

– Мне тоже. – Альварес окинул глазами горы пыльных бумаг в надежде, что среди них вот-вот блеснет золотой ключ к разгадке. – Как я понимаю, ты решила помочь своему брату.

Я в упор посмотрела на него. Альварес был полной противоположностью Шону. Тот не сомневался, что нравится женщинам. Иное дело Альварес: накачанные плечи, искривленный в вечном оскале рот и черные глаза, в которых невозможно ничего прочесть.

– Ты ведь не веришь во всю эту хрень про Уилла? – спросила я.

Сначала он будто не понял моего вопроса, но потом покачал головой:

– Нет, он здесь ни при чем.

Услышав эти слова, я едва не перепрыгнула через стол, чтобы его расцеловать.

– Я подумала, что схожу с ума.

Альварес покачал головой:

– Если у кого и снесло крышу, так это у Бернса. Вот кому нужно, чтобы все непременно было белым или черным. И никаких полутонов.

Глаза его были так темны, что, глядя в них, я будто смотрела в колодец, такой глубокий, что свет не отражается от воды на его дне. Альварес с силой потер затылок, будто там скопилась вся его усталость.

– Одного не могу понять. Кто уговорил твоего брата одолжить микроавтобус?

– В этом-то и вся загвоздка. Уилл не желал знакомить меня со своими друзьями. Я, конечно, видела кое-кого, в основном наркоманов, но их имена он мне отказался назвать.

Альварес нахмурился:

– Ладно, пусть выздоравливает. Потом расскажет все, что знает.

– Забудь. На это могут уйти месяцы.

Его ладонь легла мне на плечо, но я решительно скрестила на груди руки. Сочувствия сегодня мне больше не нужно.