Лизи вспомнила сейчас об этом и онемела от страха.

— Мы готовили пироги с яблочной начинкой, — сказала она. — Я люблю печь и хотела сделать графине приятное.

Он вскинул брови.

— Прошу прощения. Извините нас, — проговорила она, повернувшись, готовая убежать.

Он схватил ее за запястье. Он споткнулся, когда сделал это, потеряв равновесие. Лизи быстро обхватила его за талию, боясь, что он упадет и поранится, но он сразу же отстранился от нее.

— Вы в порядке, сэр? — с тревогой спросила она.

— Я в порядке, — со злостью проговорил он.

Он зафиксировал костыль в правой руке и попытался поклониться.

— Я брат Тайрела сэр Рэкс де Уоренн Лэнд Энда, — сказал он.

— Я знаю, — удалось выговорить Лизи. — Я видела вас на многих садовых вечеринках на День святого Патрика. Я мисс Элизабет Фицджеральд, а это мой сын, Нэд.

Его взгляд рывком переместился на Нэда.

— Мой племянник, — сказал он.

Лизи кивнула; ее сердце бешено билось.

— Да.

Он холодно уставился на Нэда, который смотрел на него точно так же. Рэкс не двигался, Нэд тоже.

— Он очень похож на моего брата в детстве, — наконец сказал Рэкс.

Лизи не знала, что ответить, поэтому промолчала. Рэкс поднял свой взгляд на нее.

— Я проведу вас в западное крыло, — произнес он.

— Мы можем найти дорогу, но спасибо, — сказала Лизи.

Рэкс не доверял ей, и она не могла его винить.

— Я проведу вас в западное крыло, — повторил он.

Лизи был знаком этот тон. Значит, он такой же властный и требовательный, как и его брат? Казалось, так и есть. Ей ничего не оставалось, как повиноваться; она склонила голову и сказала как можно вежливее:

— Спасибо.

Он жестом показал ей развернуться и пошел по холлу, из которого она пришла. Лизи решила, что будет быстрее, если она понесет Нэда, поэтому она взяла его на руки. Он сразу же сказал:

— Вниз, мама, вниз. Нэд гулять.

В его тоне не было ошибки — Нэд собирался идти, и ничто не могло ему помешать.

— Не сейчас, — прошептала Лизи. — Ты пойдешь сам через некоторое время, а сейчас я понесу тебя.

— Нэд гулять! — выкрикнул Нэд таким же приказным голосом, как у короля.

Лизи посмотрела на Рэкса, который наблюдал за ними в ожидании, кто выиграет битву — мама или ребенок. Лизи не медлила.

— Однажды ты станешь очень могущественным мужчиной, — сказала она. — Но сейчас я твоя мама, и ты сделаешь так, как я скажу. Когда мы придем в наш холл, ты пойдешь сам, но не сейчас.

Нэд сердито посмотрел на нее; он был в ярости. Затем он обратил хмурый взгляд на своего дядю, словно собирался сказать, что это полностью его вина!

Рот Рэкса искривился. Словно он хотел улыбнуться, но отказался.

— Мисс Фицджеральд?

Лизи торопливо прошла мимо него, и он поковылял следом.

Тайрела вызвали в библиотеку, и он закрыл за собой дверь. Его отец стоял перед каминной решеткой, опираясь на серую известняковую полку. Библиотека была большой комнатой с двумя стенами книжных шкафов, полностью заполненных томами, одним диваном напротив камина, а другим — у противоположной стены. Несколько французских дверей открывались в шиферные террасы и сад. Тайрел видел, что граф витает в облаках и о чем-то размышляет.

Тайрел подошел. Он знал, о чем будет разговор, и уже чувствовал себя виноватым и унылым из-за своего поведения сегодня днем. Он знал о причинах, по которым не должен отказываться от лорда Хэррингтона или его дочери. И, вспоминая то желание, которое он был не в состоянии контролировать, он знал, что должен был отправить Элизабет Фицджеральд восвояси. Он не только собирался скоро жениться на леди Бланш, но и она находилась в его доме. Он никого не уважал так сильно, как своего отца, и он, конечно, уважал лорда Хэррингтона и его дочь, но его такое поведение, казалось, не выражало уважение ни к кому совсем, и уж точно не к традициям, в которых он был воспитан. Он всегда считал себя джентльменом — человеком чести, верности, благородства, моральных убеждений. Он страдал от серьезного морального проступка.

Элизабет Фицджеральд произвела огромное впечатление на него, ничто другое его не заботило. Даже сейчас, несколько часов спустя после того, как он побывал в ее постели, он не мог ни о чем нормально думать, кроме того, что его поглощало. Он не мог думать ни о чем, кроме нее, словно был прыщавым мальчишкой, страдающим от сентиментальной любви.

Но он не был подростком. Его поступку не было разумного объяснения и оправдания.

О чем он думал?

Граф Адар повернулся к нему, прервав его размышления:

— Лорд Хэррингтон спросил меня о мисс Фицджеральд.

Тайрел напрягся. Он очень хорошо знал, что в любом доме, даже таком большом, как «Адар», слухи распространяются очень быстро. Несомненно, в тот момент, когда он признал ребенка Элизабет своим сыном, эта новость распространилась по дому, как лесной пожар. Кто-то из слуг подслушивал, или няня сплетничала с экономкой. Это не имело значения. Ни один секрет нельзя хранить долго.

— Ты хочешь, чтобы я заверил его, что мой незаконнорожденный сын не повлияет на мои обязанности перед его дочерью?

Он не собирался никому, особенно своему отцу, позволить догадаться о его моральной дилемме.

— Я уже сказал ему это. — Граф очень пристально посмотрел на Тайрела. — Он невероятно восхищается тобой, Тайрел, по уважительным причинам, и, как оказывается, он не беспокоится по поводу твоего внебрачного сына. В конце концов, практически у всех, кого мы знаем, есть один или два незаконнорожденных ребенка. Но он не совсем доволен тем, что мы поселили мисс Фицджеральд в доме.

— Разве ты не говорил ему, что я решил, что самым лучшим будет не разлучать моего сына с его матерью?

— Тайрелу было интересно, как долго он сможет прикрываться этой жалкой отговоркой. В таких обстоятельствах благородная семья часто забирает внебрачного ребенка, не принимая биологическую мать, а лишь оставляя ей компенсацию. Если бы Нэд и правда был его сыном, а его матерью была не Элизабет, а бывшая любовница, то он поступил бы именно так.

— Сказал. Но его аргументы были логичны, и он был прав. Он чувствует, что ее присутствие будет оскорбительным для его дочери. Я не могу не согласиться.

Тайрел напрягся. У него в голове пронеслись эпизоды того дня, такие живые, что он мог почувствовать вкус ее губ и мягкую, полную грудь у себя под руками. Джентльмен в нем согласился со своим отцом и будущим тестем, но у него была и темная сторона, та, которую пробудила Элизабет Фицджеральд. Он не хотел отправлять ее; он был поглощен своим эгоистичным намерением. Разумеется, это положение было компрометирующим.