Он разложил списки. Первый и интересовавший его больше других, содержал описание вещей, обнаруженных у Самсоновых. Смирнов пробежал его глазами, затем взял чистый лист бумаги, ручку и принялся выписывать то, что могло быть интересно.

Из листка Самсоновых он выписал:

Набор булавок и иголок, обнаруженных в пластиковом контейнере для рукоделия, — принадлежит Л. И. Самсоновой.

Набор зубочисток.

Пачка бумаги для записей.

Набор шапочек для душа.

Заколка для лацкана.

Снотворное Самсоновой.

Из листка Максима и Ксюши Самсоновых:

Коробка пластилина.

Иголка на катушке белых ниток.

Перочинный нож с открывалкой.

В каюте Викуловой и Кожина криминалисты облазили все, собрали несколько волосков для анализа, сняли отпечатки пальцев, которые сразу и проверили, — они оказались принадлежащими Викуловой и Кожину. Кроме того, было обнаружено несколько подходящих предметов, внесенных в список:

Две английские булавки.

Пластичный шарик для тренировки пальцев руки — желтого цвета.

Походный нож в оранжевых пластиковых ножнах с зазубринами на тыльной стороне лезвия.

Пачка писчей бумаги.

Далее Смирнов принялся за список Кушековой и Юли. Из него он выписал следующее:

Набор для вышивания с иглами.

Шапочки для душа.

Две броши.

В каюте Золиной и Нины его заинтересовали:

Шесть вскрытых пузырьков с лекарствами (их придется проверить сразу, потому что девочка должна принимать их каждый день в определенное время).

Английская булавка.

Брошь.

У Бирюкова и его соседа, Перчина Рената Демидовича, обнаружились следующие вещи:

Перочинный нож с открывалкой и штопором.

Коробка канцелярских кнопок.

Снотворное Перчина.

Смирнов минут пять вычеркивал и вымарывал то, что написал, пока наконец не решил, что в списке остались только те вещи, которые заслуживают внимания. В лабораторию будет отправлено и там изучено почти все, но над этими предметами можно было поразмыслить уже сейчас — они могли послужить недостающими кирпичиками в версиях-башнях, которые строил Смирнов.

— Как дела? — подал голос Дымин.

Он был занят тем же самым, но справился раньше и даже нашел в себе силы сходить на палубу покурить.

— Нормально, — ответил Смирнов. — Ничего особенного, конечно, но я и не рассчитывал, что мы найдем прямые улики. Скажи сначала, что у тебя.

— У меня ничего интересного. Есть набор писчей бумаги у Рокотова и английская булавка у Васильева, приколотая, по его словам, от сглаза. Зато кое-что мне показалось любопытным. Ребята нашли три пистолета «Гадюка» с двумя запасными магазинами для каждого и разрешением на ношение оружия — это у тех субчиков, что сели в Лесобруйске. По документам, они работают в охранном агентстве. Еще у троих с собой пневматические ружья для стрельбы ампулами с транквилизатором. Они якобы трудятся в зверинце под Сургутом. У Жеребина имеется «беретта» и, конечно, разрешение. Хочешь посмотреть? — Опер кивнул в сторону сваленных на стол пистолетов.

— Нет. Я не удивлен. Думаю, сомнений в том, что ребята из серьезной конторы, быть не может. Так что оставим их в покое — они делают свое дело, и нам до них не добраться, только зубы обломаем.

— Они нам еще пригодятся, — усмехнулся Дымин.

— Вот и я о том же, — согласился Смирнов.

— Теперь твоя очередь.

Смирнов взял листок, на котором было выписано всего несколько пунктов.

— Красной глины, конечно, нет, — начал он, — так же как зазубренного ножа. Думаю, это все на дне реки. Проволоку нигде не обнаружили. А вот то, на что стоит обратить внимание. Во-первых, у Самсоновых нашли булавки и иголки, во-вторых, бумагу, в-третьих, шапочки для душа, в-четвертых, снотворное. Далее, булавки у Викуловой и опять же бумага. У Кушековой есть иглы и шапочки для душа, у Золиной — булавка. У Бирюкова обнаружилась коробка канцелярских кнопок, а у его соседа — снотворное. Я уточнил, это кнопки-гвоздики. Ну, знаешь, такие, с пластмассовыми шляпками. Можешь взглянуть, если хочешь.

— Я понял, как они выглядят, — сказал Дымин. — А при чем тут шапочки для душа? Зачем о них вообще упомянули?

— Помнишь, я просил включить в список все, что может помочь замести следы.

— И что?

— Шапочки не дают падать волосам с головы, а кроме того, их можно использовать в качестве бахил.

— Так же, как целлофановые пакеты.

— Естественно. Но в любом случае все, что использовал Крысолов, теперь за бортом.

— Почему ты не включил зубочистки? Ими можно нарисовать «тав» довольно аккуратно. Мой племянник учится в художественной школе и использует их иногда, если надо провести тонкие линии. Я как-то был в гостях у сестры, и он…

— Ими можно нарисовать, не спорю, — перебил Смирнов. — Но проколы на телах сделаны булавками или иголками. От зубочисток остались бы раны другой формы, конусовидной и более широкие. Так что у Крысолова в любом случае должны быть иголки. И он наверняка взял их с запасом.

— Меня смущает отсутствие одной вещи. Причем ее нет и в других списках — я бегло просмотрел.

— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, — сказал Смирнов.

— Что?

— Перчатки.

— Ага. — Дымин постучал согнутым пальцем по столу. — Перчатки Крысолов должен был взять с запасом однозначно и выкинуть новую пару за борт не мог. Нож и глина не так важны, убить можно и без них. Записка с символом сделает свое дело — всем будет ясно, что с жертвой расправился Крысолов, а не кто-то другой. Хлороформ — штука полезная, но не обязательная. Кожина он усыпил обычным снотворным. Но без перчаток действовать нельзя.

— Хочешь сказать, он закончил? — спросил Смирнов с сомнением.

— А у тебя есть другое объяснение.

— Есть.

— Интересно послушать.

— Крысолов больше не собирается скрываться.

Дымин сначала приподнял брови, а затем, когда до него дошел смысл сказанного, фыркнул.

— И что, он сдастся? Придет с повинной, как только грохнет кого-нибудь еще? Так сказать, закончив дело.

— Ну да. А что, тебе это кажется совсем невероятным?

— Он принимал столько мер предосторожности, замывал следы…

— Потому что месть была не закончена. Он был вынужден скрываться. Но он явно хочет, чтобы все знали, что его жертвы заслужили смерть — по крайней мере, с его точки зрения.

— Ну, в таком случае осталось только дождаться, пока он грохнет кого-нибудь еще, — с мрачным скептицизмом проговорил Дымин. — А вообще я не верю, что он хочет сдаться, когда закончит мстить. С какой стати?