– Ты как тут оказался? – спросила я.

– Увидел автобус. И подумал, вдруг ты пиццы хочешь. – Его голос согрел морозный декабрьский воздух.

– Идея хорошая. А где Мар?

– Домой уехала. У нее дела какие-то.

– А. Ну ладно.

Я не знала, что там у Мар за «дела» могли быть, о которых мне не следовало знать, но особо задумываться об этом не стала. Я и вправду была жутко голодна, и предложение поесть пиццы меня крайне вдохновило. Я достала сотовый и предупредила папу, чтобы он не спешил, раз уж все равно забыл обо мне.

Джонни открыл передо мной дверь машины, я села. Там пахло… корицей. А еще… чем, персиками? Не настоящими, а как будто карамельным ароматизатором. И гвоздикой, что ли? Странно. Может быть, Джонни любит печь. Прямо в тачке.

– Извини за… запах, – сказал он, сев за руль, как будто прочитал мои мысли. Может, я принюхивалась слишком громко.

– Да неплохо, – сказала я. – Вкусно.

– Моя мама торгует свечами, – объяснил Джонни и показал пальцем на заднее сиденье. Там стояло восемь-девять белых коробок. – Это ее машина.

– Много.

– Это еще, считай, ничего. Только образцы. Видела бы ты нашу гостиную. Она просто битком забита. А на втором этаже вонища…

Мы молча пристегнулись. Когда Джонни завел мотор, закричало радио, и его рука метнулась к регулятору громкости. Похоже, он слушал ретро – заиграли «Стикс». Я угадала песню лишь потому, что это самая любимая группа моего папы. Он все время их слушает. Это была композиция «Уплываем», которая начинается как обычная рок-баллада про то, что надо сбросить покров рутины и стремиться к свободной жизни, полной приключений, а кончается почему-то похищением лирического героя пришельцами. Ну и фиг бы с ними.

Джонни встряхнул головой, поставил диск «Радиохед» и принялся барабанить пальцами по рулю. Интересно, он разнервничался из-за того, что остался наедине со мной? Но знаете, что странно? Я и сама как-то нервничала. Странно. Ну, то есть это же не свидание было. Мы просто вместе ехали в машине.

– Ну, свечи еще не самое страшное, могло быть и хуже, – сказала я.

– Наверное.

Мы выехали со стоянки. Как только мы покинули школу, ту территорию, на которой встречались обычно, знакомую нам обоим обстановку, настроение стало каким-то другим. Мы вырвались на свободу. В большой мир. Вместе.

Через пару минут я продолжила:

– Например, она могла бы продавать гуано летучих мышей в качестве удобрения. Было бы хуже, чем свечи.

Джонни фыркнул:

– Ага.

Мы остановились у светофора. Он молчал.

Блин, вот дерьмо. Я попыталась немного разрядить обстановку, но все равно что рыгнула. Какая же я дура! Зачем мне обращать каждую неловкую ситуацию в дурацкую шутку? Что, промолчать нельзя?

Началась песня «Обсос» — словно нарочно, чтобы я почувствовала себя еще хуже. Прекрасно. Эта песня в целом была обо мне. Да и вообще – что я здесь делаю? В костюме черлидера. Накрашенная. В тачке с парнем. Наедине. Что я о себе возомнила? Я ненормальная, мне тут не место.

Вдруг заговорил Джонни:

– Знаешь, что было бы еще хуже?

Я вздохнула и с недоверием спросила:

– Что?

– Если бы она продавала помои свинофермам.

Я засмеялась, и мне стало легче. Он поддержал меня. Чтобы я не переживала. И я вдруг подумала – может, Джонни подумал о себе точно так же, когда началась эта песня? Конечно, без подробностей про костюм черлидера и макияж, а в целом. Видимо, конечно, я совсем чокнутая, но меня мысль о том, что мы, возможно, оба чувствуем себя не от мира сего, как-то успокоила.

– Нет, – ответила я, – хуже было бы, если бы она торговала совиными какашками. – Я положила руки на приборную панель, чтобы согреть их.

– Что особенного в совиных какашках?

– Да они огромные. С кусками непереваренных птиц и мышей. В школе их на уроке биологии приходится изучать.

– Неправда.

– Правда.

– Мерзость.

Я немного повернула голову и тайком посмотрела на Джонни. Его длинные волосы цвета соломы выглядели неопрятно, свисая над бакенбардами. Когда я перевела взгляд на его длинные ресницы, Джонни тоже повернулся и посмотрел на меня. Я быстро развернулась вперед, чтобы он не догадался, что я на него пялилась, но было слишком поздно. Я знала, что он все понял.

На следующем перекрестке он сказал:

– А знаешь, что было бы еще хуже? Если бы она торговала дохлыми лягушками.

Я как-то чересчур громко рассмеялась и кивнула:

– Фу, да уж. Надеюсь, что для научных исследований.

– Конечно.

Мы улыбнулись, и остаток дороги по очереди перечисляли всякую отвратительную фигню, которой могла бы торговать его мать. Я думала, что «сперму ведрами» ему уже не побить, но на подъезде Джонни предложил «сырые свиные шкурки».

Выйдя из машины, я натянула куртку как можно ниже, чтобы прикрыть задницу в мини-юбке.

– Жаль, что я не как нормальный человек одета. Я себя такой идиоткой в этой форме чувствую.

Джонни открыл передо мной дверь в пиццерию:

– Шутишь, что ли? Ты классно выглядишь. К тому же, представляешь, как все офигеют, когда увидят парня вроде меня с девчонкой из черлидеров? Так что считай, тебе повезло, что я тебя не заставляю куртку снять.

Рассмеявшись, я ответила:

– «Не заставляешь»? Да только попробуй.

Но на самом деле я думала о том, действительно ли ему нравится, как я выгляжу. И что значит «увидят с девчонкой»? Неужели это все же свидание? У меня свидание с Джонни Мерсером? И скажите, насколько странно, ненормально и безумно было бы надеяться на это? Я не говорю, что я надеюсь. Но если бы надеялась? Если рассуждать философски. Не более того. Гипотетически! Или как там еще.

Мы сели за столик у окна, заказали пепперони и две колы.

Джонни сказал:

– Ты на меня сегодня неизгладимое впечатление произвела.

– Что? – Я решила всерьез к происходящему не относиться, на случай, если это все же не свидание. Скорее всего, ведь нет. Ну, то есть я знаю, что не свидание. – Ты о том, как я махала ручками? – И я устроила ему приватный показ.

Джонни взял мои руки и опустил их на стол. От его прикосновения у меня сжалось горло. Официантка принесла колу, и я высвободила руки. Я взяла соломинку и принялась медленно снимать с нее обертку.

– Фиона, серьезно, – продолжил он, – тебе надо гордиться собой. Ты вышла за свои привычные рамки, ты живешь.

– К сожалению, как только я вышла за эти свои рамки, я треснула Аманду ногой по башке. Я думаю, это означает, что я облажалась по-крупному.