Француз напоминал бывалого капитана, который подтрунивает над зеленым солдатом, который впервые выходит на серьезное задание. Поэт на это лишь дважды чихнул.

Все двери открывались от легкого толчка, и Громов начал беспокоиться. Отсутствие трудностей на пути обычно предвещает крупную проблему в конце.

– Интересно, далеко до поверхности? – спросил Жак.

– Не больше сотни метров, наверное, – пожал плечами Кирилл. – По идеи прямо над нами должно быть метро.

– Снова петлять, – вздохнул Жак, – как же мне надоели эти подземелья.

– Зато наверху про нас, наверное, уже забыли.

– У правительства Тайлы память о врагах проходит только вместе с их смертью, – горько сказал француз. – У нас это каждый обыватель знает.

– Жестокая планета, – вздохнул Поэт. – Она отравляет даже самые благородные сердца.

– Да-а, – протянул Громов с иронией. – Уже на орбите я без раздумий стал убийцей. – Помолчав, добавил: – Так удобно валить все на планету.

– В каждом городе люди немного разные, – поддержал Ивана Жак. – Что уж говорить о планетах.

– Все зависит от того, с каким настроем шла колонизация, – уверенно заявил звездолетчик. – Люди летели на Spes, чтобы работать. Много, трудно, самоотверженно. Большинство людей такие и есть – сильные и трудолюбивые. Систему Ганга колонизировали люди, желающие служить всему человечеству, любящие природу. И что получилось? На Индре живет четыре миллиарда здоровых, состоятельных людей, а на Кришне – девяносто миллионов лучшего населения человечества. Не зря Кришну называют планетой-аптечкой. Продолжительность жизни увеличилась вдвое, смертность уменьшилась в десятки. Потому что те колонисты мечтали о чистых планетах, которые станут опорой и прибежищем всего объединенного человечества. – Кирилл перевел дух и закончил монолог. – А на Тайлу летели гордые, самовлюбленные индюки, желающие затмить своим могуществом старушку Землю.

– А Марс и Луна? – с интересом спросил Поэт.

– Полуколонии. Луна – научная лаборатория. А Марс – загородный дом землян. Хотя для меня он значит многое: там я учился быть быстрее гепарда, сильнее медведя, выносливее мула и скрытнее ирбиса…

– Научили? – с улыбкой поинтересовался Жак.

Кирилл пожал плечами.

– Вряд ли это возможно. Но что-то я уяснил неплохо.

– А здесь чище, – заметил Поэт, когда они вышли в коридор.

– И воздух как будто свежее, – согласился с ним Жак.

– Вот и замолчали, – приказал Кирилл. – Не хватало еще из-за болтовни куда-нибудь вляпаться.

Француз сделал большие глаза.

– Поэт, ты не припоминаешь, кто нам только что устроил политически-нравственную экскурсию? – спросил он.

Иван засмеялся и резко смолк, когда Громов поднял руку. За поворотом виднелась полоска света.

– Погасите фонари, – прошептал Кирилл, доставая из петли плазматрон.

Друзья укрылись шелковым одеялом мрака. Жак взялся за парализатор и медленно зашагал следом за звездолетчиком. Безоружный Поэт шел замыкающим.

«Снова угрожать? Нападать на невинных людей? – размышлял Кирилл. – Все население заражено вирусом Рекса – страхом. И вряд ли с кем-то удастся договориться по-доброму».

Дверь была самая обыкновенная. Металлическая, негерметичная, с тонкой щелью около пола. Видимо, с той стороны нет порожка. Громов толкнул ее, потянул на себя – дверь была заперта. И что делать? Постучаться? Модуля доступа здесь не было. Похоже, эти помещения и бункер никак не связаны.

Ростислав Генрихович даже не представляет, насколько призрачна его защита. В один не очень прекрасный для Бункер-сити день кто-нибудь захочет узнать, куда же ведет шахта лифта. И окажется среди отлично функционирующих карантинных камер столетней давности. «Может, именно наш побег и станет поводом туда наведаться», – скривив губы, заключил Громов.

«Или это еще один бункер и никаких людей там нет?» Кирилл, не придумав ничего лучше, постучал.

И ему открыли.

Старичок лет девяноста больше удивился, чем испугался. На нем был белый халат с неопрятными пятнами от кофе. Обширную лысину обрамлял контур из темных и серебряных волос. На носу лежали большие защитные очки-нулевки.

– Кто вы? – спросил он.

Громов слегка опустил ружье и сказал:

– Вначале скажи, кто ты?

– Я ученый, доктор медицинских наук Григорьев, – делая несколько шагов назад, сказал старик.

В помещении было четыре стола. На трех работали компьютеры, четвертый был завален пачками чая и кофе. На нем стояли чайник и полдесятка бокалов. Сейчас, кроме Григорьева, в лаборатории никого не было.

– Оттуда часто кто-то приходит? – кивнув на дверь, спросил Громов. – Почему вы сразу открыли?

– Обычно мы туда выходим покурить. Вот и подумал, что кто-то вышел и нечаянно захлопнул дверь.

Ученый отвечал легко и искренне. Громов немного успокоился. Жак и Поэт переминались с ноги на ногу, ожидая его приказаний. Француз давно понял, что инициатива ни к чему хорошему не приводит, а Поэт даже и не задумывался о самостоятельности. Кирилл был уткой, а он бредущим следом утенком.

– Чем вы здесь занимаетесь? Сколько тут людей? Есть ли охрана?

Старик подозрительно прищурился и звездолетчик поспешно добавил:

– Мы просто идем мимо. Я хочу знать, станут ли нас задерживать?

– Полсотни ученых и обслуживающего персонала. Сколько охраны – не знаю. Я на них обращаю внимания не больше, чем, скажем, на стол или компьютер, – ответил Григорьев. – А пропустят ли… зависит от директора института.

– Исследовательский институт, значит, – подвел итог Громов. – Причем немалый. Оружие?

Старик засмеялся.

– Немалый? – переспросил он. – Раньше он был огромен. Почти полтысячи ученых работали и днем и ночью. Но мирные разработки все меньше интересуют правительство Тайлы. А все лаборатории, хоть отдаленно связанные с оружием, курируют Эгон Шульц и Теодор в Гротенбурге.

«Снова эта парочка», – недовольно заметил Кирилл.

– Чем же вы тут занимаетесь?

– Медициной, – вздохнул старик. – Конечно, Тайла покупает у Кришны лекарства, препараты. Но врачам и ученым с Ганги, которые могли бы изучать местные бактерии, вирусы и болезни – сюда путь заказан. Вот мы и пытаемся своими скромными силами…

Дверь в лабораторию открылась, Громов инстинктивно вскинул плазматрон. Чашка со звоном раскололась об пол. Горячий чай брызнул на зашипевшего Григорьева. В дверях стоял молодой парень с поднятыми руками и испуганными глазами. Жиденький пушок на месте усов делал его еще более юным.

– Зайди и закрой дверь, – приказал Кирилл. – Никто тебе ничего не сделает. Мы уже с доктором Григорьевым почти друзья.