Шрифт:
Интервал:
Закладка:
I
Первый момент Смуты – боярская смута. Точка зрения на боярскую смуту конца XVI века. Состав правительственного круга в последние годы Грозного и в первое время царствования Федора. Удаление родни царевича Димитрия из Москвы не связано с боярской дворцовой смутой. Состав ближней думы Федора. Столкновение Годунова с Головиными и Мстиславским. Дело Шуйских. Новая группировка лиц с 1587 года. Стремление Бориса к формальному регентству. Титул Бориса. Право участия в дипломатических сношениях. Этикет при дворе Бориса
Обыкновенно принято думать, что тотчас после смерти Грозного началась в Москве «борьба боярских партий». Виднейшие боярские роды, пользуясь личной слабостью царя Феодора и предвидя конец династии, открыли борьбу за влияние и власть, стремились стать ближе к престолу, чтобы в удобную минуту совсем захватить его в свой род. За могущественнейшими родами стояли их «партии» – их родня и сторонники, и таким образом все боярство втянулось в борьбу, в которой должны были «выставиться будущие династии».
Но мы уже знаем, что боярство, старый правительственный и землевладельческий класс, было раздавлено опричниной и потеряло свое прежнее положение у власти. В государевой думе его заменили новые люди. Конечно, трудно точно указать круг лиц, который имел правительственно значение в последние годы жизни Грозного. Однако можно настаивать на том, что царь не искал себе советников и исполнителей далее очень тесного кружка приближенных бояр и «возлюбленников». Бояре «из земского» – кн. И. Ф. Мстиславский и Н. Р. Юрьев, «из двора» или опричнины – Б. Я. Бельский и Годуновы, дьяки Щелкаловы и А. Шерефединов – вот заметнейшие из приближенных Грозного. За ними стоят князья, служившие в опричном государеве дворе: несколько Шуйских, В. Ф. Скопин-Шуйский и Ф. М. Трубецкой. Наконец, со времени свадьбы Грозного с Марьей Нагой начинают пользоваться значением Нагие[42]. Все эти люди представляют собой новый слой московской знати, возникшей именно в эпоху опричнины, как первый образчик служилой и дворцовой аристократии. Их положение у дел создано не их «отечеством», а личной службой и выслугой или же отношениями родства и свойства. Князь И. Ф. Мстиславский был племянником царя Ивана, сыном его двоюродной сестры Анастасии. Юрьевы, Годуновы и Нагие – это царские «шурья», братья государевых жен. Как они сами, так и их родня получили придворное значение по брачным союзам московских государей и держались главным образом родственными связями. Богдан Бельский в последние лета Грозного был временщиком по личному расположению к нему царя. Все прочие, названные выше, стояли на первых местах в администрации и войске не по породе, а потому, что казались Грозному, в большей или меньшей степени, надежными слугами. Из них одна лишь семья Шуйских вызывала в царе некоторое сомнение. В 1569 году царь «велел князя Ивана Андреевича Шуйскаго из Смоленска (с воеводства) свести для того, что от него человек сбежал в Литву», а в 1583 году царь взял поручную запись со всех сыновей князя Ивана Андреевича по их брате, князе Василии. Трудно сказать, на чем основаны были подозрения против этой семьи; во всяком случае, род Шуйских был единственным из заметнейших восточнорусских княжеских родов, все ветви которого преуспевали в эпоху опричнины. Только верной службой в новом «дворе» могли Шуйские держаться при Грозном в то время, когда другие большие московские роды гибли в опалах. Наконец, о дьяках и думных дворянах – Щелкаловых, Шерефединове, Романе Олферьеве, Романе Пивове, Игнатии Татищеве и им подобных – нечего и говорить: только служба и личная послуга давали им значение[43].
Таким образом, во время кончины Грозного у московского трона, вопреки обычным нашим представлениям, стоял не аристократический круг государственных чинов, не «могущественнейшие роды боярские», как говорил С. М. Соловьев, а случайный кружок приближенных царских родственников и доверенных лиц. Этому кружку и завещал Грозный (если только он успел что-либо завещать) охрану своих детей. Разумеется, он и не думал устраивать формальную опеку над своим сыном Феодором в виде «новой пентархии или верховной думы», как выражался Карамзин. Не было ни малейшей нужды в экстренном государственном учреждении, когда в обычной «ближней думе» могли сойтись ближайшие родственники молодого царя: его родной дядя Н. Р. Юрьев, его троюродный брат И. Ф. Мстиславский и его шурин Б. Ф. Годунов. К этому интимному совету Федора примыкали и Шуйские, потому что Юрьевы, Годуновы и Шуйские были между собой во многократном свойстве; именно: дочь Н. Р. Юрьева была за Иваном Ивановичем Годуновым; Б. Ф. Годунов и князь Д. И. Шуйский были женаты на родных сестрах; на