От него и его соузников осталась «Пустозерская литература» — описание жизни, страданий и борьбы старообрядческих вождей, где-то пламенное, жаркое, страстное, а где-то лиричное, тонко-психологическое. Всё это было создано в заточении. Особенно близок современному образованному верующему стиль инока Епифания — удивительно мягкий, наполненный интимными переживаниями веры, жалобами на страдания и поиском истины.

После поражения Соловецкого восстания в 1676 году и разгрома Стрелецкого бунта в 1682-м старообрядцы не предпринимали попыток масштабного вооруженного сопротивления властям. В 1685 году правительство издало указ из двенадцати статей о суровой борьбе с любыми проявлениями «старой веры». И ее поборникам оставалось удалиться в глухие и отдаленные области, чтобы там основать общины, построить храмы и вести богослужение по старому обряду. Так большие поселения староверов появились на Дону и Прикубанье, на Русском Севере, по реке Керженец в Нижегородской земле, а также в районе Стародуба и Гомеля (на территории Великого княжества Литовского). Позднее «старая вера» распространилась на Сибирь и Америку.

Рассеяние старообрядчества имело не один лишь географический смысл. Старообрядческая среда породила множество разных направлений или, иначе говоря, «согласий», «толков». Они не только отрицали «никонианскую» реформу, но и спорили друг с другом по поводу догматов, необходимости собственной церковной иерархии, возможности контактировать с властями, а также по многим другим вопросам.

Некоторая часть старообрядцев вернулась в лоно Русской православной церкви, выговорив условие, чтобы им позволили вести богослужение по дониконовским книгам и обычаям. Их называют единоверцами. Первые единоверцы появились еще в 80-х годах XVIII столетия. В начале XX века у них было около тысячи приходов по всей Российской империи. Однако в советское время единоверцы не соглашались сотрудничать с «безбожной властью» и оказались жертвами страшных гонений. В настоящее время их немного.

В большей или меньшей степени староверы подвергались преследованиям со стороны государства с середины XVII столетия по 1906 год. Иной раз государство обходилось с ними весьма жестоко. В ответ радикально настроенные согласия проповедовали самосожжения и иные формы коллективного самоубийства — лишь бы не подчиниться Антихристу, который, по их представлениям, уже явился в мир и взялся калечить древнее благочестие. Так, в XVIII столетии появились «филипповцы», видевшие в самосожжениях избавление. Столь же радикально были настроены и «нетовцы» или, иначе, «Спасово согласие». Настоящий старовер-«бегун» (а они в небольшом количестве сохранились до настоящего времени) не может иметь паспорт или иные документы, не должен где-либо ставить подпись…

В то же время существуют многолюдные согласия, далекие от столь жутких форм противостояния Русской православной церкви и государству. Так, значительное согласие поповцев создало собственную церковную иерархию. Ее центром стал Белокриницкий монастырь на территории современной Украины. Позднее в Белокриницкой иерархии появилась Московская архиепископия (1853) с резиденцией на Рогожском старообрядческом кладбище. Другое крупное согласие, беглопоповское, не признало Белокриницкую иерархию и завело свою. Ныне ее возглавляет архиепископ, сидящий в городе Новозыбков на Брянщине. Подобные согласия создали значительную полемическую литературу, оригинальную художественную культуру, способствовали сохранению древних традиций русской книжности. Из их среды в период Российской империи вышло немало богатых предпринимателей.

В 1971 году Поместный собор Русской православной церкви снял со старых обрядов анафему, наложенную еще в 1667 году. Однако большинство старообрядческих общин России и зарубежья пока не выразили готовности к воссоединению. Таким образом, последствия великой исторической драмы, развернувшейся 350 лет назад, до сих пор терзают Россию.

* * *

А теперь попробуем взглянуть на состояние Русской церкви и результаты церковной реформы глазами Федора Алексеевича.

Восходя на царский престол, он застал духовную сферу в явном беспорядке. Отец его, отличавшийся большим личным благочестием и милосердным характером, тем не менее церковные дела решал тяжкой рукой. Сыну Алексей Михайлович оставил непростое наследие.

В ссылке по сию пору томился Никон, так и не признавший своего извержения из патриаршего сана. 1676 год застал его на восьмом десятке, но старческий возраст ничуть не поколебал ни воли его, ни его крайней неуступчивости. Даже являясь «опальным человеком», он все еще обладал большим духовным авторитетом.

Старообрядчество пронизывало весь русский социум. Люди «старой веры» надеялись на возвращение дониконовской эпохи, на отмену всех «новин». Более того, они готовы были отстаивать свои убеждения с оружием в руках, идти за них в огонь, подвергаться любым наказаниям со стороны власти. Кончина Алексея Михайловича вызвала к жизни новые упования староверов: авось новый государь переменит образ действий в церковных делах, авось отринет преобразования, утвержденные волей его отца.

Что касается надежд на смену курса в делах церковных, то Федор Алексеевич развеял их самым решительным образом. Он выказал себя более радикальным сторонником реформ Никона, чем даже его отец.

Это видно из его действий, связанных с подавлением бунта в Соловецкой обители, а затем и с сожжением духовных вождей церковного раскола.

С 1674 года воевода Иван Мещеринов вел энергичные боевые действия, осаждая Соловецкую обитель. Иноки соловецкие оказались крепчайшими сторонниками «старой веры». Запершись в неприступной цитадели на Большом Соловецком острове, они отбивались на протяжении нескольких лет — даже когда заговорили пушки. Укрепления Соловецкого монастыря были таковы, что для их полноценной осады требовалась целая армия с мощной осадной артиллерией. Притом трудоемкая доставка даже самых мощных орудий отнюдь не гарантировала успех. Их ядра могли оказаться бессильными против могучей валунной кладки стен и башен обители.

Те на Соловках, кто желал по-прежнему молиться за царя и принял новый обряд, оказались в узилище. Староверы применяли насилие точно так же, как и правительство, когда они имели такую возможность.

Летом 1675-го Мещеринов получил с материка подкрепление. Еще через полгода он отважился на штурм, окончившийся неудачно. Но к концу января 1676 года за монастырскими стенами отыскался доброжелатель воеводы: среди братии и собравшихся в обители мирян шла борьба между сторонниками вооруженной борьбы и ее противниками. Доброжелатель этот показал тайный проход в монастырь, и воевода со стрельцами проник внутрь. Краткий бой завершил сопротивление осажденных. Многих из них Мещеринов, гневаясь, казнил, не ожидая на то указа из Москвы. Воевода освободил узников монастырской тюрьмы — тех, кто не поддержал восстание, продолжал молиться за царя и за это лишился свободы.

И тут из Москвы приходит сообщение о кончине Алексея Михайловича.

Для Мещеринова, безраздельно властвующего в обители, открывается соблазн: вознаградить себя за долгое осадное стояние монастырскими сокровищами. В условиях перехода власти из одних рук в другие, да еще на окраине царства, воевода мог надеяться на безнаказанность. И он изрядно набил мошну деньгами, иконами в драгоценных окладах, дорогими книгами, мехами, иным ценным имуществом. Этого Мещеринову показалось мало, и он принялся вымогать взятки у иноков.