За этими мыслями он почти не заметил, как дошел до дома, который Хериберт называл очень мудреным словом… что-то от слова «резать». Но несмотря на сложное название, был он по виду довольно прост и почти не отличался от других больших домов, виденных Рери во Франкии. Каменный, прямоугольный, шагов в тридцать в длину, со стенами толщиной в пару локтей, с земляным полом, он внутри был разделен деревянной стеной на две половины. Гостей сразу пропустили внутрь, и графиня Гизела вышла к ним почти немедленно. Ее беспокоило это посещение: она ждала каких-то новых, тяжелых, а то и унизительных условий, а монах, приходивший за приглашением для юного короля норманнов, и сам не знал, что у того на уме.

В очаге был разведен огонь, горели и факелы в литых бронзовых светильниках. Света хватало для того, что Рери мог еще раз разглядеть хозяйку, а заодно и убранство дома. Убранство показалось ему весьма и весьма богатым: ковры с пестрым восточным узором на стенах, на скамьях покрывала из цветной шерсти, на окнах вышитые шелком занавеси. Но гораздо больше его поразила сама графиня Гизела. Сейчас, у себя дома, она оставила голову непокрытой, если не считать вчерашнего золотого обруча. Ее густые волосы, медно-рыжего цвета, были закручены в жгуты, перевитые золотыми шнурами, подняты и уложены на голове, а скрепляли прическу несколько золотых булавок с красными и розовыми самоцветами. Шею украшала золотая цепь с крупным крестом, искусной работы и тоже с гладко ошлифованными самоцветами, округлыми и овальными. Верхнее платье было из плотного золотистого шелка; его широкие рукава доходили только до локтя, позволяя видеть вышивку нижней рубашки возле запястья. Длинный подол был спереди немного приподнят и сколот крупной золотой застежкой. По обычаю франков, платье знатной женщины полностью закрывало ноги, однако очертания маленькой изящной ступни под тканью можно было различить. Очень длинный пояс, отделанный черно-золотой тесьмой с белыми жемчужинками, был несколько раз обернут вокруг стана под грудью, а грудь эта была хоть и не особенно велика, но такой приятной формы, что Рери на миг забыл, к кому и зачем пришел. После вчерашнего разговора с братом он взглянул на графиню немного по-другому и не мог не отметить – она и правда так хороша, что любого мужчину может привлечь. Но все же… нет бы им повстречать ее хотя бы десять лет назад!

Но тут Рери вспомнил, что десять лет назад ему самому было только восемь, подавил улыбку и ответил на приветствие графини с самоуверенным видом победителя. Причем Хериберт переводил его короткий ответ довольно долго – видимо, добавил от себя разных учтивостей, которые, по его мнению, приличны при обращении к сестре короля. Ну, это ведь его король, пусть раскланивается.

Кроме слуг, по сторонам помещения выстроились примерно полтора десятка подростков: с одной стороны девочки, с другой мальчики, все в возрасте между десятью и семнадцатью годами.

– Сколько же у тебя детей! – изумился Рери. Из вчерашних слов графини он вынес впечатление, что тот Адалард, что сейчас в плену у Ингви, ее единственный ребенок, а тут их вон сколько! Причем изумился он даже не количеству отпрысков, а тому, что многие из них выглядели между собой ровесниками, но никак не походили на близнецов. Как и сама графиня уж никак не походила на женщину, рожавшую пятнадцать раз!

– Это не дети графини, это воспитанники, – пояснил Хериберт и перевел графине восклицание Рери. Та улыбнулась и сказала что-то.

– По обычаю франков, дети благородных родителей воспитываются в доме сеньора, – перевел монах. – В доме графа детей обучают Священному Писанию, мальчиков – ратному делу, девочек – рукоделию. В семнадцать лет мальчики возвращаются в семьи, уже будучи надежными помощниками родителям и верными слугами графа. А девочки остаются здесь до пятнадцати лет, если родители раньше не найдут им жениха. Вот, Адель, – графиня указала на девочку лет четырнадцати, которая стояла к ней ближе всех, видимо, свою любимицу. – Она обручена с виконтом Перонским, и уже должна была состояться ее свадьба…

Графиня смолкла, на ее лицо набежала тень – видимо, вспомнилось, из-за каких причин пришлось отложить свадьбу и какая печальная участь ждала бы и юную невесту, и всех ее подруг, если бы городом завладели норманны.

Сама же Адель, если и смущенная, но не испуганная, бросила на Рери блестящий взгляд. Несмотря на то, что в северных пришельцах здесь привыкли видеть порождения сатаны и не только саму Адель, но и ее мать в детстве пугали норманнами, в их молодом короле не оказалось нечего ужасного и нечеловеческого. Парень как парень, даже весьма приятный на вид, и одет почти как все франки. Только бы волосы ему подстричь, как подобает благородным людям – а то сзади падают на спину, спереди занавешивают глаза…

Рери тоже невольно задержал взгляд на ее хорошеньком личике, темных волосах, лежащих красивыми волнами, стройной фигурке. Будто невзначай она выставила из-под подола ножку в туфельке из черного сафьяна, украшенной жемчугом и золотой пряжкой на цветных ремешках. Да, быть женихом этой девчонки не так уж плохо, отметил про себя Рери. Если, конечно, его не убили в том сражении у реки и свадьба не отменилась именно по этой причине. Но рядом с графиней Адель как-то терялась: в красоте Гизелы чувствовалась глубина и сила, превосходившая юную свежесть.

– Но кто же их родители? – спросил Рери у графини. Если графиня воспитывает Адель, то ее отцом, вероятно, должен быть сам король! – Они все знатнее графа?

– Наоборот, они подданные графа Гербальда, достойные благородные жители Амьенского графства.

– Чудно у вас тут все! У нас кто ниже родом, тот и воспитывает ребенка более знатного человека. Мы вот с Харальдом воспитывались у Аринбьёрна харсира. Ингвар конунг, наш дядя по матери, сказал, что хоть и готов оказать всяческую поддержку своей сестре и ее детям, не может воспитывать нас в своем собственном доме, поскольку родом и положением ничуть не уступает нашему отцу. И он был прав.

– И все же в нашем обычае заключена немалая мудрость. Дети благородных людей обучаются не только полезным для жизни вещам, но и преданности господину, чему их, увы, не всегда смогли бы обучить дома.

– А! – теперь-то Рери все понял. – Так вы их в заложники берете. Ну, так бы сразу и сказали.

Почти все это время он продолжал смотреть на Адель, чтобы не таращить глупые глаза на графиню и не дать ей повод заподозрить, что и он, как дурень Харальд… А один из старших воспитанников графини, парень чуть помоложе Рери, начал с явным беспокойством смотреть на него. Адель же раз или два метнула быстрый взгляд на молодого франка, словно хотела убедиться: заметил ли он, что она привлекла внимание короля норманнов?

– Но пора нам поговорить о делах, – сказала затем графиня. – Аббат Хериберт передавал мне, что у тебя, Рейрик, есть какие-то новые условия?

– Ты ведь обещала нам помощь, – ответил Рери, слегка улыбаясь тому, как забавно графиня произносит его имя. – Я знаю, как ты можешь это сделать. Мы уступаем противнику числом и должны как-то сгладить различие. Мы должны ослабить Ингви еще до того, как нам придется вступить в бой.

– Кого ослабить?