– Стоп, – приказала Марта Робинсон. Лицо ее побелело от ярости. – Я поняла. Агентство послало тебя, чтобы проверить, не стала ли я слишком много болтать.

Она выпрямилась, сделала несколько шагов, поднеся свободную руку ко лбу, и тут взорвалась:

– Я пятнадцать лет на пенсии, и вдруг эти акулы решают проверить, не выболтает ли старушка ненароком какую-нибудь государственную тайну!

Она в негодовании взмахнула рукой, не сводя глаз с Петера. Потом подошла к нему и сунула под нос кулак.

– Что ж, можешь передать этим господам – они ничем не рискуют. Если кто и болтает об их грязных махинациях, то это не я. И еще скажи им, что, если они подошлют ко мне еще одного молокососа с поручением поворошить воспоминания о малоприятных событиях, в которых я оказалась замешана по их вине, его вынесут отсюда на носилках!

– Я пришел не за этим, Марта.

– Откуда же тебе тогда известно, о чем мы с бедным Фрэнком говорили? Признавайся, или это плохо для тебя кончится!

– Фрэнк мертв, но его душа жива.

– Что ты несешь?

– Уверяю вас, Марта, даже если в это трудно поверить, это правда. Во мне живет некая его часть. Объяснять, как это случилось, пришлось бы долго, а времени у меня нет. Умоляю, поверьте мне! Спросите у меня что угодно, и вы поймете, что я не вру. Спросите, ну же!

Петер пытался встретиться с ней взглядом, но теперь она старательно отводила глаза. Было очевидно, что пожилая дама взволнована искренностью его слов, но все еще не решается поверить. Она стала понемногу отходить назад, пока не смогла опереться о буфет. Фотография, на которой она была запечатлена вместе с Фрэнком, закачалась. Марта помотала головой, словно отрицая саму мысль, что услышанное может быть правдой. Она отчаянно искала способ отделаться от юноши, который позволял себе играть на одной из самых больных ее струн. Петер испугался, что она может просто взять и уйти, лишь бы прекратить этот тяжелый разговор. Она могла позвонить в полицию или, что еще хуже, воспользоваться пистолетом. Поэтому он решил пойти ва-банк.

– Фрэнк застрелился не потому, что ему надоело жить, – сказал Петер. – Он решился на этот шаг, чтобы защитить секрет и отправиться на поиски ответа. И вот он вернулся. Его история не закончена. Мортон снова встал на его пути. Генерал жаждет овладеть силой, которую Фрэнк взялся охранять. Я здесь, потому что сюда меня привел Фрэнк. Нам нужна ваша помощь. Мортон намеревается уничтожить еще несколько жизней.

Все еще опираясь спиной о буфет, Марта стояла с опущенной головой и молчала. Она сгорбилась, словно его признания причиняли ей боль.

– Марта, – твердо сказал Петер, – мне жаль, что я впутываю вас в это дело, но без вас у нас ничего не выйдет. Двадцать лет назад я умер, потому что поверил в мечту. Сегодня я знаю, что это не мечта, а реальность. И у меня есть доказательства. Я сам – живое доказательство моей правоты. И чтобы это открытие не стало оружием, чтобы не пострадали невинные жизни, мне нужно ваше содействие. Посмотрите мне в глаза! Посмотрите на меня, Марта, ради всего святого! Когда я пришел к вам в первый раз, незадолго перед расставанием, помните, как мы посмотрели друг на друга? Вы увидели глаза не незнакомого человека, а того, кого очень хорошо знали…

Марта довольно долго не шевелилась. Петеру хотелось подойти и обнять ее, но руки его были привязаны к стулу, поэтому встать он не мог.

– Почему вы не пришли ко мне раньше? – наконец спросила она, взволнованная до предела. – Почему вы позволили мне долгие годы мучиться, что я так ничего вам и не сказала, и терзаться угрызениями совести за то, что не отхлестала по щекам этого презренного генерала?

– Потому что раньше я даже не представлял, что такое возможно. Я жил обычной жизнью и не был связан с памятью Фрэнка. Это началось несколько месяцев назад.

– Чего вы ждете от меня?

– В сейфе своего кабинета Мортон хранит секретное досье. Речь идет об исследованиях, над которыми работал Фрэнк, и о работе, которая была проделана по этой теме после его смерти. Мне нужно это досье. От этого зависит жизнь одной девушки. Ее удерживают пленницей где-то в Вермонте и подвергают экспериментам, как лабораторное животное. Если мы оставим ее в их власти, это будет означать, что Фрэнк потерпел неудачу и умер зря.

Марта подняла голову и посмотрела Петеру в глаза:

– Вы просите, чтобы я помогла вам проникнуть в кабинет генерала Мортона?

Петер кивнул.

– Вы понимаете, что речь идет о самой могущественной секретной службе мира?

– Конечно.

Марта вытерла слезы и машинально поправила прическу.

– Из того, что вы сказали, я не все поняла.

– Я тоже немного запутался, – признался Петер.

– Но… – было очевидно, что пожилая дама колеблется, – моя интуиция заставляет меня поверить в то, чему разум должен был бы воспротивиться. Может, это потому, что прошло много лет, но я все еще скучаю по Фрэнку. А еще потому, что, несмотря ми на что, я чувствую: вы говорите искренне.

Со вздохом она добавила уже спокойнее:

– Фрэнк не верил в случай. Он считал, что за этим словом люди прячут свое неумение управлять ходом событий. Он любил повторять, что наш мир живет не по тем законам, о которых мам твердят с детства. Он увлеченно рассуждал о душе, о нематериальных силах, которые находят отклик в каждом из нас, когда мы даем себе труд прислушаться. И под конец он всегда говорил, что…

– «Наука делает нас слепыми и глухими. Источник всех знаний внутри нас». И он оказался прав.

– Я жила очень просто, – сказала Марта. – И я об этом не жалею. Я никогда не ставила под сомнение то, что видела. Я верю в Бога, верю в то, чему научили меня родители, но больше Всего я верю в Фрэнка. И теперь я уверена, что он говорил правду.

Обычно Марта не ходила на обеды для отставников, периодически устраиваемые Агентством. Посетив несколько таких встреч, она заметила, что потом по нескольку дней пребывает в мрачном настроении. Да и вообще, совсем не обязательно было присутствовать на официальных мероприятиях, чтобы поддерживать контакт с теми из сослуживцев, кому она искренне симпатизировала. Однако на этот раз у нее была серьезная причина принять приглашение. Она была готова снова увидеться с несколькими десятками старых коллег, с наслаждением вспоминавших старые добрые времена, когда и они служили своей стране. Марта плохо переносила эти сеансы коллективной грусти, возможно, по той причине, что и сама тосковала по прошлому, скучала по тем, кого когда-то знала. В те редкие случаи, когда она посещала эти устраиваемые за государственный счет в Зале Славы штаб-квартиры Агентства званые обеды (интересно, что подаваемые деликатесы из года в год становились мягче по консистенции – очевидно, потому, что зубов у гостей становилось все меньше), то замечала, что ряды знакомых постепенно редеют. Компанию отставникам составляли молодые специалисты, естественно, не по доброй воле, а по принуждению.