– Тихо! – оборвала слугу Александра. Внизу, на улице, какая-то женщина в горчично-желтом плаще, что-то крича и гримасничая, размахивала руками. Александра, прищурившись, вгляделась. Рогов у той не было, но это была одна из тех женщин, с которыми она встретилась, когда раскрыла свои планы Маннусу. Одна из страстных верующих, которых Богиня водила в Лабиринт.

Ее ноги ступали по священной земле.

Она делила с Александрой титул убийцы.

Женщина металась под окнами, выкрикивая слова, которых Александра не понимала – просто потому, что вслух эти слова произносить было нельзя. Как и сакральные свойства Лабиринта, смысл этих слов обязан был оставаться тайной. Но как бы ни сопротивлялся ум, смысл того, что кричала женщина, постепенно дошел до Богини. Та кричала о смерти Николаса и об убийстве, над ним учиненном. Звон в ушах Александры зашкаливал. Она принялась декламировать про себя ряды чисел. Красный свет застил ей глаза.

– Один из Богов убил другого! – хрипло вопила женщина.

Александра повернулась к Флинту, закрыла окно и, насколько смогла, спокойно проговорила:

– Жаль, что они распространяют столь нелепые слухи.

И покачала головой, словно происходящее было всего-навсего проявлением безумия.

– Распорядись, чтобы эту женщину убрали с улицы, ради ее же собственной пользы, – сказала она.

Она вернулась к своему чаю, который к этому времени безнадежно остыл.

– И пусть о ней позаботятся. Жалко будет, если с ней что-нибудь случится.

Садина

Несмотря на разлуку с матерью, со своим лучшим другом и с Фрайпаном, с которым так хорошо было коротать ночи у костра, Садина не чувствовала себя одинокой. Их всех старалась ей заменить Триш. Триш следила, чтобы Садина вовремя ела и пила, то есть вела себя как настоящая мать. Она же позволяла Садине подшучивать над собой, как это делал Айзек. И время от времени Триш изрекала нечто умное – в чем была совершенно похожа на старину Фрайпана. И вместе с тем все это было не то. Прошлое не вернуть, а чтобы обдумать настоящее, нужно было время и уединение. Так что усилия Триш отчасти были напрасны. Уединения Садине она дать не умела.

В редкие минуты, когда ей удавалось оставить Триш, Садина уходила на палубу и садилась спиной к кнехту, к которому крепился якорь. Минхо с капитанского мостика кивал ей, и Садина в ответ приветственно махала ему рукой. Больше всего Садине хотелось, чтобы и ей, и Триш было хорошо и вместе, и порознь, но сразу и окончательно добиться этого было трудно.

Она доставала из рюкзака Книгу Ньюта и, читая ее, скользила пальцем по истертым буквам, которые жили в кармане Фрайпана бог знает сколько лет. Не понимая, зачем она это делает, Садина нюхала страницы, но вместо ожидаемого запаха пота и затхлости ощущала аромат кожи и вкусной еды, готовить которую Фрайпан был настоящий мастер. От этого Садина еще больше тосковала по старику.

Пролистав несколько страниц, Садина позволила своим пальцам остановиться на случайном абзаце.

Знание приносит мир и покой. У меня были друзья, и они считали меня своим другом.

Это – главное в жизни.

Это – единственное, ради чего стоит жить.

Чтобы не разреветься, Садина закрыла книгу. Она прочитает всю Книгу Ньюта, как и обещала Фрайпану. Но сегодня она этого делать не станет. Боль от потери Лейси и Карсона все еще жила в ее сердце; она не знала, встретится ли когда-нибудь с Айзеком и Фрайпаном и увидит ли живой и здоровой свою мать. Вспомнив близких, она почувствовала, как слова Ньюта острым ножом полоснули по ее сердцу.

– Эй! С тобой все в порядке?

Это была Триш. С почти яростным выражением лица она приближалась к Садине по слегка раскачивающейся палубе.

– Да! – отозвалась Садина, глубоко вздохнув. Она знала – ей крайне необходимо поговорить с Триш о своих чувствах. Но она была настолько истощена эмоционально, что эта задача казалась ей невыполнимой. С другой стороны, Садина понимала, что, если она не сможет поделиться с подругой болью своего сердца, все станет намного хуже.

– Можешь со мной поговорить? – спросила она.

Триш явно нервничала, глаза ее бегали быстрее, чем шарик для пинг-понга, в который Доминик играл сам с собой на устроенном внизу теннисном столе.

– Не нравится мне твой вид! – произнесла Триш.

– Триш! Просто сядь рядом.

Садина указала на место рядом с ней на палубе, и Триш устроилась, прислонившись спиной к кнехту.

– Послушай…

– Ничего хорошего не случается, когда ты говоришь кому-нибудь «Послушай»…

– Послушай! – повторила твердо Садина. Нужно было, чтобы Триш преодолела собственную нервозность и действительно услышала то, что собиралась ей сказать Садина. Триш похрустывала костяшками пальцев, и Садина, протянув руки, взяла ее ладони в свои.

– Когда ты нервничаешь, – сказала она, – тебе нужно вот это: прикосновение, а еще – спокойный, неторопливый разговор. Это придаст тебе уверенности.

Садина сделала паузу, раздумывая, как перейти к следующему пункту разговора.

– Со мной все иначе, – начала она. – Когда я напугана или нервничаю, или не знаю толком, что чувствую…

Она оставила руки Триш.

– …мне нужно совсем другое. В общем, когда ты делаешь то, отчего тебе лучше, мне, наоборот, бывает только хуже… Как-то неловко и неуютно…

Садина глубоко вздохнула и посмотрела в глаза Триш, которые начали наливаться слезами.

– Послушай, я знаю, что ты прошла через ад, когда нас с Айзеком похитили. Это было страшно трудное время – и для меня, и для тебя. Я думала о тебе каждую секунду. И когда я вернулась, ты испытала страшное облегчение, но потом ты ни на минуту меня от себя не отпускала, а мне нужно…

– Я знаю, – перебила ее Триш. – Прости. Просто… я заснула, а потом Доминик заорал, и я увидела, что тебя рядом нет, и страшно забеспокоилась…

– Это