— С вампирами, дорогая, не бывает! Люди сторонятся нас, они чувствуют опасность, а эта черная дура за рулем… какое-то недоразумение! — Внезапно он замолк, лицо его сделалось сосредоточенным, но при этом несколько удивленным. Когда он заговорил, Кате даже послышались веселые нотки в его голосе, а музыка возобновилась:

— Около тридцати лет назад в Москве я встретил одного парнишку, мы столкнулись в переходе метро. Правильнее сказать, он со всего маху налетел на меня. Я сперва решил, что передо мной вампир, но мальчишка оказался человеком, абсолютно трезвым и наглым. Он назвал меня проклятыми щеголем и пошел дальше.

Девушка хмыкнула.

— Надо полагать, до дому он не дошел?

Лайонел отрывисто рассмеялся.

— Понятия не имею, но с таким-то норовом, пожалуй, жизнь у него непростая. Я его не трогал. Нима — трак — ден мне рассказывал о подобных людях, их называют Отмеченными сатаной. Они бесстрашны, обладают особой силой, не обделены внешними данными, оттого притягательны. Им легко все дается: науки, спортивные достижения, деньги, слава. У них на теле есть знак, серебристая восьмиконечная звезда, обычно на затылке, куда сам сатана целует избранное дитя в младенчестве.

— Думаешь, у той девушки такой есть?

Лайонел пожал плечами.

— А ты можешь объяснить как-то иначе поведение этой идиотки? — Не говоря больше ни слова, он ушел в дом, а через пять минут вернулся переодетый, уже в нежно-голубой рубашке с сапфировыми запонками и пуговицами, покрытыми алмазной пылью. Выглядел он лучше, чем прежде, что еще недавно казалось невозможным.

Машину Лайонел вел молча. Они выехали за город. Орми следовала за ними по воздуху.

Катя не знала, куда они едут, все, что ей было известно: в городе сейчас почти никого не осталось, если не считать рабочих и прочих слабых вампиров. Но как девушка успела понять, ничем особым вампирская иерархия от человеческой не отличалась. Высшие не считались с низшими и за вампиров их не принимали. А элита до конца июля отдыхала в каком-то особенном месте.

— Теперь ты будешь сердиться на меня, потому что я не дала тебе совершить возмездие за испорченную рубашку? — едко осведомилась девушка.

На его губах мелькнула тень улыбки, а затем рука переместилась с руля ей на колено и скользнула по внутренней стороне бедра.

Катя шлепнула его по пальцам.

— Смотри на дорогу.

До ее слов он именно это и делал, а теперь повернулся к ней и долго смотрел, пока она смущенно не отвела взгляд.

Когда они вернулись в Петербург, девушка уловила изменения в их отношениях. Лайонел стал вести себя по-другому. Как-то более официально, сдержанно, так, словно они постоянно находились на публике, где он не хотел демонстрировать чувств. В каждом жесте, слове, даже в его прохладных поцелуях, лишенных былой страсти, она ощущала эту перемену. На острове все было иначе. А тут, Лайонел вернулся и, возвратив себе власть, словно накинул на плечи, как мантию, свой прежний имидж повелителя с ледяным сердцем, для которого приближенные не более чем просто любимые вещи.

Вот и сейчас его бесстыжие приставания показались ей унизительно-грубыми и задели.

— Кажется, ты чем-то недовольна, — обронил Лайонел.

Ей хотелось поговорить с ним о переменах, но Катя боялась, что он не воспримет серьезно, а еще хуже, может решить, будто таким образом она пытается перевоспитывать его.

«Можно подумать, это возможно», — искоса глядя на красивое лицо своего водителя, тихонько вздохнула девушка.

— А про Йоро ничего не известно? — поинтересовалась она, решив, что не станет раздувать ссору.

— Да, есть кое-что… — Лайонел выдержал паузу. — За несколько часов до нашего приезда оборотень разорвал Павла Холодного в его подземном дворце.

— Йоро? — поразилась Катя.

Молодой человек хмыкнул.

— Отомстил за внучку Венедикта.

Девушка помолчала, пытаясь осознать мысль, что ее любимчик, этот хрупкий мальчик с теплыми шоколадными глазами и самой доброй на свете улыбкой мог кого-то убить. Наконец, она медленно кивнула.

— Холодный это заслужил.

Лайонел засмеялся, чем немало ее удивил.

— Что смешного я сказала?

— Ничего. Я вот думаю, Йоро ты оправдала бы, даже если б он убил меня.

Катя ничего на это не ответила, разговор ей не нравился, поэтому она сменила тему:

— А что теперь будет с Мраморным дворцом?

— Я его окончательно конфисковал, — ухмыльнулся молодой человек.

Девушка скривилась.

— Тоже мне, портрет российского чиновника.

Лайонел неожиданно наклонился к ней, обхватил за затылок и, прижавшись губами к уху, поцеловал, шепнув:

— Вообще-то, я дарю его тебе! — И отстранившись, весело добавил: — Все чиновники так делают.

Не в силах сдерживаться, она улыбнулась. Когда он был таким нежным и забавным, она могла бы простить ему что угодно.

— Как делают?

— Дарят конфискованное и наворованное родственникам, — как ни в чем не бывало пояснил он.

Но никакие его издевки уже не могли испортить ей настроения, она улыбалась и неотрывно смотрела на него. Если бы только он целовал ее так всегда, не сдерживал нежности, она могла бы с уверенностью заявить, что самая счастливая девушка на всем белом свете.

Лайонел покосился на нее и, чуть приподняв бровь, заметил:

— Если ты будешь смотреть на меня каждый день, как сейчас, я ежедневно буду конфисковывать для тебя что-нибудь.

Улыбка исчезла с лица девушки.

— Не нужен мне твой дворец! Если бы ты целовал меня, как сделал это минутой раньше, давал волю чувствам, а не строил из себя замороженную скумбрию, я, может, и смотрела бы, как тебе хочется!

Она умолкла и отвернулась к окну, уставившись на проносящиеся мимо темные деревья.

Машина резко затормозила прямо посреди пустынного шоссе. На крыше раздался негромкий стук — летучая мышь приземлилась. Катя сложила руки на груди, давая понять: он может даже высадить ее посреди дороги, но свои слова она обратно не возьмет.

Однако ему это, кажется, было и не нужно. Он нажал на кнопку возле ее сиденья — спинка откинулась, и, прежде чем девушка успела подняться, склонился над ней.

— Проведешь инструктаж, как нужно тебя целовать, детка? — спросил Лайонел, насмешливо глядя на нее.

Катя молчала. Она вновь чувствовала себя куклой в его руках, с которой он делал все что пожелает.

Молодой человек не предпринимал никаких действий, даже не прикасался к ней.

— Чего ты добиваешься? — устало спросила Катя.

— Искренне хочу научиться.