– Ваше величество! Ну, что вы, что вы!!!

– Дмитрий Иванович, друг мой, человеку вашего ума, вашей преданности России царю и поклониться не грех. А пока мы сходим с моряками к Андрею Николаевичу, подумайте-ка вместе с нашими промышленными гениями о том, сколько по году нам будет необходимо готовить молодых инженеров, если учесть, что через пару-тройку лет встанет вопрос о строительстве заново линейного флота. С вступлением в строй нового английского броненосца, о котором вы теперь многое знаете, все существующие разом устареют. Да и автомобили с тракторами нам предстоит вскоре строить не десятками, а тысячами в год. И пушки наши в случае большой европейской войны могут потребовать столько снарядов, что к цифрам наших планов военного снабжения можно будет смело приписать два нуля, а может, и того больше. И, пожалуйста, передайте Анне Ивановне, супруге вашей, за плюшки мое особенное благоволение. Хотя, конечно, НАШЕ благоволение: как видите – все оценили. Так что приглашайте почаще!

Из анонимно изданной в Дакаре книги

«Путь Франции к Великой войне. Записки дипломата».

1920 год

…Весь апрель и май между Парижем и Лондоном вёлся активный дипломатический обмен. Впрочем, слово «активный» не передаёт и тени ситуации – интенсивность работы дипломатов была беспрецедентной.

Обе стороны еще не до конца доверяли друг другу, а тем более – телеграфу. Посольские курьеры буквально валились с ног. Дошло даже до того, что во Франции постоянно под парами находилось четыре скоростных курьерских поезда, а Британия – та и вовсе позволила швартоваться французским миноносцам на ближайшей к посольству пристани.

Видимо, эти самые беспрецедентные для Темзы французские миноносцы вызвали определённую озабоченность русских и немцев. Но это было потом. А 21 мая французское посольство в Лондоне получило шифротелеграмму «Республика готова оказать содействие в обмен на известные вам уступки». «Оказать содействие» означало присоединиться к строгому соблюдению правила 24 часов во всех портах мира, а не только на Тихом океане.

Известные уступки были последней редакцией французских требований по размежеванию спорных границ колониальных владений в Африке. Британия ставилась перед выбором: купить лояльность Франции, смотреть на гибель своего дальневосточного союзника или самой вмешаться в войну. На тот момент лояльность Франции британцы посчитали меньшими издержками, чем «сгорающие» под Артуром кредиты на ведение войны. Так – с мелочного предательства своего континентального союзника – начался необратимый путь Франции к Великой войне.

Договорённость недолго была секретом. Виноват ли кто-то из сотрудников посольств или всё дело в швартовавшихся на Темзе миноносцах – не знаю. Но уже через 5 дней в приватной беседе русский посол в Лондоне намекнул нашему послу о дошедшей до него информации, согласно которой Франция готова предать Россию в обмен на сомнительные территории в Африке. И что, мол, если соответствующие документы попадут в газеты оппозиции, Париж может дожить до очередной революции. Дичайшее неудобство ситуации состояло в том, что в этот момент по всей Франции в типографиях уже печатались газеты с сообщением о строгом нейтралитете Франции в войне и строгом соблюдении правила 24 часов. Выйти из ситуации с минимальными потерями репутации можно было только принудив Британию добровольно отказаться от жёсткого соблюдения правила 24 часов. Хотя бы западней Сингапура.

Санкт-Петербург,

май – июнь 1904 года

Кроме наконец-то прорезавшегося у государя интереса к судьбам не только своей семьи, но и всей остальной империи, приснопамятная, прошедшая на возвышенных тонах майская беседа имела еще один неожиданный результат. Кроме безвременной кончины хрустальной пепельницы…

Победы у Чемульпо, Симоды – взятие «Ниссина» и «Кассуги» – и отбитие Камимуры от Владивостока вызвали закономерный взрыв энтузиазма среди представителей высшего света, вылившегося в эпидемию благотворительных балов, к которым Банщиков относился как к неизбежному злу. В конце недели Вадику пришлось отбывать номер на очередном таком «культмассовом мероприятии», дававшемся у Строгановых.

Погрязший в глобальных проблемах спасения отечества, он бессовестно увиливал от главной обязанности офицера и кавалера, по возможности коротая время в обществе графа Гейдена, пары-тройки его приятелей из «светских» моряков Гвардейского экипажа – к нему по распоряжению Николая Вадик был приписан – и бокалов с шампанским.

И как обычно, выдержав некое «время приличия», он потихоньку двинулся было к выходу, но… был расчетливо изловлен и безжалостно приглашен на танец. Вадик не был уверен, допустимо ли с точки зрения морали Серебряного века такое поведение со стороны дамы, причем, судя по обручальному кольцу, замужней. Но неожиданно все размышления по данному вопросу были прерваны огорошившим его вопросом.

– Скажите, а пуля из нагана действительно может отрикошетить от дамского корсета?

– Хм… Довольно оригинальный вопрос, особенно от дамы, любящей подслушивать, – попытался принять позу защищающегося дикобраза Вадик, судорожно пытаясь вспомнить, кого именно из дворцовой камарильи угораздило услышать как минимум часть его «милой болтовни» с государем.

– Довольно-таки уклончивый ответ, особенно для господина, который столь громко орал на моего царственного брата, что я его слышала даже через закрытую дверь. Совершенно случайно, кстати, проходя мимо, – невозмутимо, не отрывая испытывающего взгляда от лица доктора, ответила незнакомка. Впрочем, уже не совсем и незнакомка – память наконец-то услужливо подсказала Вадику, кто из царскосельских львиц оказалась вовлеченной в тайны особой государственной важности. Ольга Александровна Романова, младшая дочь почившего императора Александра Третьего и сестра императора нынешнего…

Мысленно воздев очи горе, он вычеркнул из списка возможных сценариев контригры все варианты игнорирования, запугивания и силового воздействия. С фигурой такого ранга возможно было только аккуратное лавирование в попытках убедить, что ее императорскому высочеству «что-то послышалось, или померещилось…».

«Господи, ну за что? Мало мне интриг и недомолвок с самим Николаем, так тут еще ее черти принесли. Остается надеяться, что с мозгами у нее все в соответствии с известным правилом: если хорошенькая, ума не искать! И, скорее всего, задурить ей голову удастся без потери драгоценного времени, только бы маман своей уже не трепанула», – подумал Вадик. Вслух же с очаровательно светской улыбкой произнес:

– Наверное, вам что-нибудь послышалось, ваше императорское высочество. Ведь мы с государем, вашим братом, о многом беседуем. А поскольку он самолично дозволил мне совершенно не стесняться формой общения, когда мы только вдвоем, то случалось пару раз говорить и на возвышенных тонах… Но для того чтобы вспомнить, что именно и когда я ему говорил, я бы хотел узнать, что именно вы слышали? Если вас не затруднит, слово в слово, пожалуйста.