Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему?
— Полторацкий находится без сознания.
— Как без сознания? — Она переспросила таким тоном, словно спрашивала: «Как ушел в магазин?», но тут же спохватилась и воскликнула уже совсем другим тоном: — Как без сознания?!
— Врачи говорят: инфаркт. — Воронов на всякий случай решил проявить осторожность.
Когда Андрей появился в приемной Богомолова, Михаил Никифорович хитро взглянул на него.
— Что? — насторожился тот.
— Тебя ждут.
— Кто?
— Как кто? Константин Иванович!
— Уже вернулся?
— Откуда?
— Чего ты мне мозги крутишь, Михаил Никифорович? — недовольно буркнул Андрей. — Ты же сам говорил, что Богомолов уехал на важную встречу на Балканы.
— Уехал — точно, на важную встречу тоже точно, вот только не на Балканы…
— И куда же?
— Он тебе сам все скажет. Иди! — Полковник мягко подтолкнул Воронова в сторону кабинета.
— Войдите! — раздался голос Богомолова, когда Андрей постучал в дверь.
— Разрешите?
— Входи, входи, майор. — Богомолов вышел из-за стола и сделал несколько шагов в его сторону. — Ну, как ты? — генерал сам обнял его за плечи. — Доктора говорят, что вроде бы обошлось без последствий.
— Так точно, Константин Иванович! Память восстановилась полностью! — бойко отрапортовал Воронов. — С прибытием вас из… сам уж не знаю откуда!
— Из Нью-Йорка. Из Нью-Йорка, дорогой мой Воронов. Огромный тебе привет от братишки, а еще он просил передать тебе это. — Генерал протянул ему симпатичную рамку, в которую была вставлена фотография с улыбающимися Розочкой и Савелием, одетыми для свадебной церемонии, а между ними, на руках отца, радостно улыбался маленький Савушка.
Надпись гласила:
«Нашему дорогому Андрюшке в наш Великий день! Не грусти, что не был с нами физически: ты с нами всегда рядом духовно! Это была лишь репетиция, а главная церемония будет в Москве!
Твои Розочка и Савелий, а также племянник 13 ноября 2000 года»
— Теперь понятно, почему Михаил Никифорович держал все в тайне, — усмехнулся Воронов, — думал, возьму и махну в Америку прямо с больничной койки?
— Ты прав, такое подозрение у нас имелось. В то время ты был просто неадекватен: никто не мог сказать, как ты поступишь, узнав о свадьбе Савелия, — искренне пояснил Богомолов. — Так что не держи на нас зла!
— Ладно, проехали! — Воронов махнул рукой. — Скажите, как свадьба прошла?
— Просто здорово! — с восторгом проговорил Богомолов. — Все движение на улицах Нью-Йорка останавливалось, когда мимо проезжали наши молодожены. Прекрасная пара!
— Да, наконец-то Савке повезло, — заметил Воронов и глубоко вздохнул, — столько обломов было, что… — Андрей снова вгляделся в фотографию. — Вы только посмотрите, какой бутуз уже вырос! Вылитый Савка!
— Так он и есть Савка!
— Как, тоже Савка? Вот здорово! — обрадовался Андрей. — Буду жить в окружении Савелиев: сын — Савелий, брат — Савелий, а теперь еще и племянник
— Савелий!
— Ты бы видел, что твой племянник вытворяет. Такой умница растет: все соображает! Кстати, тебе еще и письмо прислал Бешеный. — Генерал достал из стола конверт и протянул Андрею. — Только прошу тебя: прочитаешь потом. Я ведь еще дома не был: устал как собака, а мне еще хочется послушать об этом Ведерникове…
— Фамилию которого вы даже вслух произносить не решались, — с грустью подколол его Воронов.
— Грешен, батюшка, грешен! Каюсь в том! Ну, рассказывай, как прошел арест?
— Так вы еще ничего не знаете?
— Откуда? Я же только что из аэропорта!
— Судя по всему, Ведерников смылся и наверняка сейчас где-нибудь за границей логи парит… — недовольно сообщил Андрей. — Кстати, нашелся и Седой.
— Тот самый, что тебя закодировал?
— Ну!
— Вот как? И что говорит?
— А ничего не говорит! — Воронов встал с кресла и раздраженно сделал несколько шагов по кабинету. — Седого нашли мертвым в Нескучном саду. Нисколько не удивлюсь тому, что его убрал сам Ведерников, избавляясь от опасного свидетеля.
— Да, недооценили мы его, недооценили! — виновато покачал головой Богомолов.
— А теперь ищи ветра в поле…
— Да и бог с ним! Не переживай! — отмахнулся генерал и с восторгом воскликнул: — Ты подумай, брат Воронов, какой подарок ты сделал своей стране! Благодаря тебе мы выловили столько зубастых акул, о существовании которых и не догадывались. Это же были мины замедленного действия. Черт знает, сколько они еще могли бед натворить. А ты переживаешь за одну спрыгнувшую вошь. Запомни: Бог шельму метит! Найдет и он свой конец! Так что не переживай. Плюнь и забудь… до поры, — договорив, Богомолов почему-то погрустнел, и его взгляд замер.
— Константин Иванович, у меня такое впечатление, что у вас в глазах не только усталость, но и что-то еще, — заботливо проговорил Воронов.
— С чего ты взял? — недовольно буркнул Богомолов.
— Я что, ошибаюсь?
— Нет, не ошибаешься, майор. — Генерал с грустью пожевал губами, помолчал немного, потом тихо сказал: — Думаю, что скоро у тебя будет другой начальник…
— Вы что, заболели? — встревожился Андрей.
— Нет, не заболел… пока… Просто я считаю, что пора уступать место молодым…
Выйдя из здания ФСБ, Воронов сел в свой «жигуль» и медленно тронулся с места. Действовал он автоматически, нисколько не задумываясь о том, что делают его руки: мысли сейчас были заняты Богомоловым. Они столько лет проработали вместе, что неожиданное известие о его уходе из органов застало майора врасплох. Конечно, Андрей понимал, что Константин Иванович в таком почтенном возрасте, когда другие уже давно находятся на пенсии, но Богомолов относился к тем людям, которых трудно представить обыкновенными пенсионерами. Воронов твердо был уверен, что любой сотрудник ФСБ, кто хотя бы раз сталкивался с Богомоловым, навсегда сохранит к нему уважение и всегда будет обращаться к нему за советом.
Константин Иванович был не просто хорошим начальником, он был Человеком с большой буквы, Человеком, к которому в любой момент можно было обратиться за помощью, за советом, и всегда можно быть уверенным, что он никогда не откажет ни в том, ни в другом. Про таких, как Константин Иванович, обычно говорят: он никогда, даже в малости, не предаст, и за ним, как за каменной стеной! Именно к генералу Богомолову, как ни к кому другому, подходит давнее, уже банальное, но точное выражение: «с ним хоть в разведку!»
И конечно же Воронову было искренне жаль, что Богомолов уходит. У него появилось такое ощущение, словно с уходом генерала все управление осиротеет…