Они вышли в грозовой ветреный мрак, в глухую темень гор, туманно маячивших впереди.

Обогнув дом, они пошли в сторону круто поднимающегося пастбища по тропинке, мимо коровника. Грозу унесло к югу, но еще дул резкий северный ветер, он налетал порывами и порой швырял на землю водопады дождя. В вышине плыли рваные облака, открывая время от времени клочки звездного неба, и от них на землю лился слабый холодный свет. Но тропа была очень трудной, и если бы не фонарь, который они захватили, идти пришлось бы с черепашьей скоростью.

Когда они вышли на открытое пространство, от темного провала двери отделились две тени: собаки кинулись к хозяину. Дженнифер вздрогнула, но окрик Бюсака живо вернул собак на место.

– А она, – уже задыхаясь от быстрой ходьбы, спросила Дженни, – знает этот путь?

– Знает. Однажды я заболел… давно, она ухаживала за мной… вместе со старушкой-послушницей… та уже умерла. Это было, когда началась вся заваруха. Я тогда свалился в горячке и многовато болтал в бреду… А она, черт возьми ее душу, она слушала и запоминала… и пронюхала, чем я занимаюсь.

– И про письмо?

– Да. Ладно… береги дыхание, девочка. Иначе… нам не удастся… догнать ее.

Он на хорошей скорости одолел крутой луговой склон, о недавнем ранении напоминало лишь его надсадное дыхание и рука, которая то и дело инстинктивно прижималась к боку. Дженнифер не очень ловко карабкалась следом, сосредоточив все внимание на пляшущем впереди пятне тусклого электрического света от фонаря. Тропа была видна достаточно хорошо, но жидкая грязь, предательские мокрые камни и едва не сбивающие с ног порывы ветра в спину значительно затрудняли подъем. Раз поскользнулся и Бюсак. Он тут же выпрямился, но рана, видимо, с новой силой дала о себе знать. Он выругался, освещенное фонарем лицо исказила гримаса боли. Дженнифер замедлила шаг и вопросительно повернулась к нему, но Бюсак лишь произнес хрипло:

– Ничего, давай вперед…

Вперед… Пастбища кончились. Теперь вокруг высились лишь голые скалы, сплошной черной стеной они подпирали звездное небо и принимали на себя бешеные порывы ветра; страшные ущелья сбегались и разбегались, образуя адский лабиринт, гулкое эхо отлетало от мощных стен, разнося и усиливая шум штормовых ударов ветра и дождя. Постоянным фоном всему этому служило неумолкающее журчание воды. Сзади и спереди, в каждой расщелине и трещине журчали и клокотали потоки, свиваясь в белопенные канаты и завязывая бурлящие узлы на каждом скальном уступе.

Вперед… Свет фонаря, и без того неяркий, совсем потускнел. Дженни изрядно запыхалась, в боку сильно кололо, теплые струйки пота ползли по спине, на искусанных губах появился горьковато-соленый привкус. Но скорость они не снижали. Все сомнения были отброшены, никаких мыслей по поводу возможных результатов преследования не было. Донья Франциска, Джиллиан, потенциальная опасность самого Бюсака – все было вычеркнуто из сознания, в мыслях осталось лишь одно – вверх и вперед, вперед…

Они уже свернули с тропы. Бюсак уверенно нырнул вниз по каменистому бездорожью глубокой балки. Осталось позади поваленное дерево – преграда на их пути; ледяная вода в ручье доходила уже до колен, но раз здесь удалось пройти мулу, думала Дженни, они тоже выберутся. Бюсак безошибочно находил путь в темном коварном нагромождении камней.

Вскоре склон сделался круче, идти стало еще труднее, и Дженнифер поняла, что силы ее спутника иссякают. Только благодаря потрясающему терпению и выносливости он до сих пор шел так быстро. Подойдя к очередному уступу, который им надо было преодолеть, она увидела, как дрожит фонарь в руке Бюсака, и услышала отчаянные хрипы, вырывающиеся из его груди. Он согнулся, прижимая свободную руку к раненому боку. Ему все же удалось вскарабкаться на эту гигантскую ступень, и они продолжили мучительное восхождение.

Узенькая тропа, если ее можно было назвать тропой, петляла по крутому склону балки. Справа нависли уходящие ввысь отвесные стены, извилистая тропка привела на каменистую осыпь; камни скатывались у них из-под ног, постоянно напоминая о чернеющей слева пропасти, откуда доносился гул стремительного потока. Склоны защищали от сильного ветра, и только когда они огибали очередной выступ или входили в узкую расселину, ветер накидывался на них, сбивая дыхание и мешая идти.

Здесь, в ущелье, было все же относительно спокойно, в то время как наверху, среди скалистых хребтов, вовсю бушевала грозовая стихия – дождь и ветер переругивались друг с другом, гонялись от вершины к вершине, и эта дьявольская высокогорная гонка сопровождалась завываниями, которые порой вдруг возвышались до жалобного плача или скорбного стона. Небеса перестали грохотать, истратив весь запас электрических разрядов, но теперь рокочущий гром шел снизу, от полноводных горных потоков; в вышине ураганный ветер срывал и гнал по небу клочья туч, открывая взору роящиеся за ними звезды. Огонь, воздух, вода – три стихии слились во всем своем неистовстве, стараясь запугать и довести до изнеможения непрошеных гостей…

Пробираясь по узкому скользкому уступу, Дженнифер почти распласталась на скале, боясь оступиться. Только земля, твердая земля надежна… или это тоже иллюзия?

И тут она с испугом заметила, как дернулся фонарь в руке Бюсака, а сам он замер в напряженной позе. Из его груди вырвалось сдавленное восклицание:

– Sainte Vierge…[38]

Она мгновенно обернулась:

– Что случилось? Вы не можете идти?

Дженни проследила за его дрожащей рукой, указывающей на тускло освещенный звездным светом верхний край балки.

И тут она тоже услышала…

Сквозь грохот потока и завывания ветра она различила, нет, скорее почувствовала этот звук, и даже не звук, а вибрацию воздуха и дрожь самих гор – словно стены собора, откликнувшиеся на нижний басовый аккорд органа. Сам Хаос, четвертая стихия, земля подала свой голос и встала преградой на их пути.

Горы пришли в движение.

Второй раз за эту ночь Дженнифер очутилась в объятиях Бюсака, но сейчас она прижалась к нему по собственной воле и, дрожа, спрятала лицо у него на груди. Он тоже дрожал и, черпая в ней поддержку, приник к ней; его сердце стучало как сумасшедшее, грудь вздымалась под ее щекой.

Они стояли, прильнув друг к другу, и слушали, как нарастает и крепнет грохот обвала. Вот он достиг кульминации… начал угасать… и постепенно прерывистые гулкие раскаты заглушил рев потока, безраздельно завладев этой ночью.

Когда стихло последнее эхо ужасного обвала, Бюсак сказал каким-то чужим голосом:

– Там впереди… Мари…

– Месье Бюсак, что это? – Дженни подняла голову и почувствовала, что он тоже прислушивается. Его била дрожь, казалось, все тело стало одним большим сердцем. Она отстранилась от него и сказала: – Я слышала крик… Вон оттуда. Кто-то кричал!

Сквозь рев потока до них долетел слабый, но четкий перестук копыт.