Я выглянула на улицу — по моим понятиям, это была типичная лондонская улица. Невысокие постройки, яркие витрины, куча рекламы дешевых телефонов и всякой выпивки. Время от времени мимо проезжает красный двухэтажный автобус. Чаще проходит какой-нибудь турист с картой, фотоаппаратом и в потрошительском цилиндре — их продают на всех сувенирных лотках.

— Но Каллум вчера сказал толковую вещь, — продолжал Стивен. — Никто, кроме нас, не знает наверняка, что это не Ричард Иклз написал ту фразу на доске. Мне кажется… мне кажется, меня дурачат. Лично меня.

— Джо, — вдруг вспомнила я. — Нужно же сообщить Джо, что случилось.

Он не ждал такого поворота темы.

— Что?

— Джо, — повторила я. — Подруга Бу.

— А. Конечно. — Он почесал в голове. — Да. Конечно.

— Я хочу съездить поговорить с ней.

— Давай, пожалуй, — согласился Стивен. — Правда, я без машины. Я, когда в штатском, ею не пользуюсь.

Мы поехали на метро. Стивен больше молчал, да и ехать от Вексфорда было недалеко. Джо мы обнаружили рядом с детской площадкой, той самой, где я увидела ее впервые. Она бродила по улице и собирала мусор.

— Давай ты… — сказал Стивен. — Наверное, лучше, если…

Я до этого не видела, чтобы он колебался.

— Ладно, — согласилась я.

— Я тут подожду.

Я подошла к Джо сзади. Она не обернулась. Наверное, привыкла, что люди подходят совсем близко и даже проходят сквозь нее.

— Привет, — поздоровалась я. — Это я. Рори. Помнишь… мы виделись несколько дней назад?

Она удивленно обернулась.

— А, конечно! — сказала она. — Тебе получше? Я понимаю, какое это было потрясение.

— Я-то в порядке, — сказала я. — А вот Бу…

Я осеклась — мимо шла какая-то женщина с коляской. Двигалась она невыносимо медленно. Мне хотелось зайти к ней за спину и подтолкнуть, чтобы она нам не мешала. Джо стояла не шевелясь, пока женщина не отошла подальше.

— Она попала под машину, — закончила я.

— И что с ней?

— Жива, — ответила я. — Но покалечилась. Она в больнице. А сделал это Потрошитель. Он явился ко мне, а Бу попыталась меня защитить. Потому и пострадала. Он толкнул ее под колеса. Я просто подумала… что тебе нужно сообщить.

Часто, услышав дурные новости, люди резко втягивают в себя воздух или начинают тяжело дышать. Джо ничего такого не сделала, потому что Джо не дышала. Она нагнулась, подняла с земли пластмассовую чашечку из-под кофе. Похоже, это потребовало от нее огромного усилия, поэтому я перехватила чашечку и отнесла к урне в полутора метрах от нас.

— Спасибо, — сказала Джо, — но такое я и сама могу донести. Обертки от бутербродов, кофейные чашки, контейнеры из фольги. Их я могу поднять. Однажды смотрю — там, в конце улицы, у кафе, сидит девушка. Сумочку она поставила рядом. Подошел какой-то мужчина, взял ее. Девушка не заметила. А я как раз проходила мимо, протянула руку, выхватила у него сумочку и положила на место. Вот это было нелегко, но я справилась. Девушка так ничего и не заметила, зато мужик здорово перепугался. Это моя улица. Тут должно быть чисто и безопасно.

Говорила она без особых эмоций, но я почувствовала: она потрясена и, чтобы справиться с этим, говорит и продолжает делать свое дело. Ей явно нужно было выговориться.

— А ты здесь и жила? — спросила я.

— Нет. А вот умерла прямо вон там. Видишь вон ту многоэтажку? — Она указала на современное здание. — Ее недавно построили. В мое время на ее месте стояли отдельные домики. Там все и случилось. Вообще-то, я жила не здесь, но потом это место стало моим домом. Странная тяга — оставаться там, где умер. Я и сама не знаю, почему я так…

— А что тогда случилось? — спросила я. — Если, конечно, об этом можно спрашивать.

— А чего нет? — проговорила она чуть ли не радостно. — Налет люфтваффе. Десятое мая тысяча девятьсот сорок первого года. Последний серьезный ночной налет за период «Блица». В эту ночь немецкие бомбы упали на Сент-Джеймский дворец и на здание парламента. Я работала связисткой, рассылала закодированные депеши и донесения о том, что происходит в Лондоне. Тут, неподалеку, у нас был маленький телеграф. Бомба взорвалась в дальнем конце улицы и все тут разрушила, в том числе почти все домики. Я пришла на работу уже после налета. Было слышно, что под обломками еще остались живые люди. Я помогала какой-то девчушке выбраться из-под завала, тут ее дом на нас и обрушился. Вот, собственно, и все. В ту ночь погибло тысяча триста человек. Я была лишь одной из многих.

Она говорила об этом как о чем-то вполне обыкновенном.

— А когда ты поняла, что стала призраком? — спросила я.

— Да тут же и поняла, — ответила Джо. — Вот я помогаю этой девчушке, а в следующую секунду уже смотрю на кучу обломков и вижу, как меня вытаскивают оттуда, причем совершенно очевидно, что я мертва. Это, конечно, было потрясение. Налеты потом на некоторое время прекратились, но в городе было столько разрушений… столько работы. Я потом иногда находила какого-нибудь человека, который едва не погиб и поэтому мог меня видеть, садилась с ним и разговаривала. Вытаскивала из-под обломков всякую мелочь — фотографии, все такое. Старалась приносить пользу. Не хотелось просто взять и исчезнуть. Поначалу было нелегко. Случались длинные периоды, целые недели, когда у меня ни на что не было сил, я могла только сидеть на том месте, на котором погибла. У меня вообще не было никакого облика. Но я все-таки выбралась из-под завалов. Можно сказать, создала себя заново. Нельзя позволять всяким глупостям становиться на твоем пути. Помнишь, как говорил наш премьер-министр Черчилль: «Никогда ни перед кем не пасуйте — никогда и ни в чем: ни в великом, ни в малом, ни в важных вещах, ни в пустяках». Великолепная речь. Произнес он ее уже после моей смерти, но ее повсюду цитировали. Эти слова стали моим девизом. И помогают мне держаться уже столько лет.

Джо буквально поразила меня своей несгибаемостью, однако было ясно и то, что ей ведом страх. Она знала, что это такое и как с этим бороться.

— Мне страшно, — сказала я. — Мне правда очень страшно. Потрошитель… он ищет именно меня.

Я произнесла эти слова — и вдруг осознала их смысл. Джо повернулась ко мне, посмотрела в глаза.

— Джек Потрошитель был всего лишь человек. Никакой не волшебник. Даже Гитлер был всего лишь человеком. И нынешний Потрошитель всего лишь человек.

— Вернее, призрак, — поправила ее я. — Призрак, наделенный большой силой.

— Так призраки — они те же люди. Мы только с виду, наверное, пострашнее, потому что представляем собой нечто неведомое. Нас почти никто не видит. Считается, что нас вообще не должно быть. Но на свете есть хорошие люди, они поймают этого Потрошителя.

— Знаю, — ответила я, — только… они еще… совсем молодые. Как я.