— Язык? — спросил с интересом Кристоф.

— Губа, — ответила я сонно.

— Дай пожалею, — и он придвинулся ко мне с явным намерением поцеловать раненную губу.

— А кровь тебе не…помешает? — эта мысль впервые пришла мне в голову.

Он усмехнулся, отрицательно покачивая головой.

— Понимаешь, Диана, свою жажду я могу утолить кем угодно, а вот …голод, — и его изумрудные глаза загорелись, — мой голод можешь утолить лишь ты…

* * *

Судьба, задолжавшая мне счастья, решила отдать его все целиком.

Ко мне будто вернулось далекое детство — мир вновь оглушал красками. Каждый час пролетал незаметно, заполненный до отказа впечатлениями, и любая его минута была бесценна. Яркие дни сливались воедино с жаркими ночами, путая меня в календаре, сбивая с толку само время. Получив от жизни больше, чем могла желать, я жадно хотела еще…

И я была счастлива…

Кристоф…Когда его губы отрывались от меня, их не покидала улыбка. А она окрасилась в столькие цвета — нежная, лукавая, понимающая, насмешливая, страстная, хищная…и в бесчисленные оттенки.

Мы находили друг друга в мелочах — словах, жестах, мимике — заново, будто встретились впервые. Но неразведанного все еще оставалась бесконечность…

Дженоб и Мойра лишь смотрели на нас смеющимися взглядами, подшучивали, но ничто не могло рассеять нашу эйфорию.

— Похоже, наконец, и в нашем доме поселилось счастье, — говорил Дженоб, поблескивая глазами.

— Да, только счастье, и ничего больше, — с готовностью отвечал Кристоф, прежде замкнутый и ревностно охранявший свои переживания от посторонних.

Почувствовав перемену к лучшему, даже слуги стали чуть живей в его присутствии. Иногда я почти забывала, кто он, но сам дом напоминал мне: его портреты в одеждах разного времени не висели на видных местах, но все же встречались то в одной, то в другой комнате рядом с такими же говорящими изображениями Дженоба и Мойры. Роясь в библиотеке в поисках книг, я натыкалась на старинные бумаги, подписанные разными именами, но одной рукой — его. Этих деталей было достаточно, чтобы я впервые заинтересовалась его возрастом.

К моему удивлению, Кристоф не спешил доверить мне эту, на первый взгляд, совершенно безобидную тайну.

— Скажи, Диана, если бы я сказал, что мне сто лет, это оттолкнуло бы тебя?

— Ты же знаешь, что нет…

— А если бы сказал, что триста?

— Нет, конечно…

— А если пятьсот?

— Да какая разница?

— Вот, и я говорю — какая разница? Давай лучше обсудим более важный вопрос, — и, притягивая меня к себе, он начинал шептать, какой именно, вгоняя меня в краску и уводя мое воображение в совершенно ином направлении.

Тем не менее, эти незаконченные разговоры оставили у меня четкое ощущение, что ему было гораздо больше пятисот…

Но шаг за шагом я узнавала его.

Если безграничные возможности обоняния Кристофа можно было представить по факту, что он сумел разыскать меня, то его слух, осязание, скорость, сила постоянно удивляли — превосходили мои самые смелые предположения. А он хвалился, как мальчишка. В мгновение ока поднимался со мной на крышу и застывал на самом краю конька, заставляя меня испуганно хвататься за него. Подбросив меня в ночное небо к самым звездам, и после головокружительного полета легко поймав в объятия, любил меня там же, в траве спящего сада, вырывая крик восторга. И невозможно было сказать, что у него получалось лучше…

Наконец, проснувшись однажды ночью, я увидела его спящим и долго не шевелилась, боясь спугнуть с его лица выражение тихого счастья… Позже он объяснил мне, что может несколько дней не спать, но чувствует себя лучше после пары часов неглубокого сна.

Я знакомилась с его миром. Время от времени к нему приезжали посетители. «Друзья», — говорил он, но отчетливая нота сарказма, сопровождавшая это слово, ясно давала понять его отношение к дружбе. И он торжественно представлял меня …знакомым, партнерам, соратникам…

Глубина его интеллекта восхищала, и это был не просто опыт многих поколений. Вспоминая, как решалась с ним спорить, я поражалась своей детской самоуверенности — настолько он был умен. Несмотря на свое дорогостоящее образование, рядом с ним я чувствовала себя неучем, и тайно недоумевала, чем смогла его заинтересовать. Впервые в жизни мне захотелось учиться — чтобы соответствовать ему…

Был поздний вечер, и ливень длиной в целый день шумел за окном, убаюкивая своей монотонностью. А под нашим одеялом царило тепло и удовлетворение, и я решила, что момент подходящий.

— Кристоф…

— М-м-м?

— Мне хотелось бы чем-нибудь заняться… — начала я осторожно.

— Мне тоже… — промурлыкал он с улыбкой и начал спускаться вниз от моего правого уха мелкими шажками поцелуев.

Я закатила глаза. Иногда его неутомимость …утомляла.

— Я имею в виду — кроме домашних дел, — и чтобы полностью исключить недопонимание, уточнила: — Мне хотелось бы учиться …или работать…

Забыв о моей недоцелованной шее, Кристоф поднял голову, и в его глазах было престранное выражение.

— Работать?

Мне не понравилось, как это прозвучало — напряженно, будто преодолевая ощутимое сопротивление. И, стараясь сделать свой голос легким, я изобразила смущение.

— Ну… наверное, ты прав… Где я смогу работать? У меня ведь нет высшего образования, — годы, отведенные жизнью на это, были потрачены на рабский труд и на попытку скрыться от моего жестокого хозяина, но я не хотела напоминать ему о том, что доставляло боль нам обоим, и поэтому закончила, смеясь: — Все, что я умею делать — это прятаться от тебя.

— Сложнейшее задание, поверь… — пробормотал он, задумчиво глядя на меня.

Я хотела было пошутить, что, может, мне стоит открыть курсы, …но вовремя передумала.

— Тогда, может быть, я бы училась? — мой голос был сама робость, нежность, просьба…

Его взгляд расслабился, и уже намного спокойнее он спросил:

— И что ты хотела бы изучать?

— Точно не знаю… но, наверное, историю, культуру, языки, — у меня было смутное ощущение, что это лишь капли в океане моего отставания от Кристофа, но, с другой стороны, с чего-то же надо было начинать.

— Достойный выбор, — улыбнулся он, судя по всему, мои мотивы стали ясны для него, и это убрало непонятную тревогу. Он кивнул. — Хорошая идея. И почему я сам об этом не подумал? У тебя будут лучшие учителя — ученые, профессура… — и с воодушевлением закончил: — Нам позавидует любой университет!

— Э-э… вообще-то, я имела в виду поступление в университет, а не обучение на дому.

— Чем тебе не нравиться обучение на дому? — снова ощетинился он, буравя меня подозрительным взглядом.