– Так и сказала!

– Возьми, – таким же сухим тоном говорит Бойка, пихает мне цветы и отшагивает в сторону.

Пакет с моим подарком оставляет на письменном столе и выходит до того, как мне удается выдохнуть:

– Это мне?

Смотрю на закрывшуюся дверь, пока видимость не размыливается. Наклоняю голову, и слезы капают на темно-розовые бутоны. И правда, мне? За что? Почему? Буквально утыкаюсь лицом в ароматную и нежную массу. Старательно перевожу дыхание. Не замечаю, как бежит время, пока пытаюсь справиться со своими эмоциями. А когда Кир, такой же холодный, будто чужой, возвращается, неосознанно вздрагиваю.

– Поставь цветы и оденься. Поедем, покатаемся, – слышу над головой все тот же необычайно спокойный голос.

Только теперь мне еще и страшно становится. Вдруг он зовет, чтобы сказать, что все… Ошибся. Поспешил. С Кариной лучше. Легче. Приятнее.

Пока одеваюсь, уже умираю. Хорошо, что приходится повозиться с букетом. Вазы у меня нет, иду к девчонкам, чтобы одолжить. Пока разговариваю с ними, пока набираю воду, пока ставлю цветы и расправляю примятые листочки, Бойка терпеливо ждет. Осознает ли, что я намеренно тяну время? Пытаюсь отсрочить разговор, чтобы успокоиться. Может, зря вспылила? Он-то в чем виноват? Хотя виноват, конечно! Его ведь девушка! Вот не был бы с ней, никаких проблем и не возникло бы.

«Возникли бы другие…», – подсказывает разум.

Я отмахиваюсь. А потом протяжно вздыхаю и принимаю.

Кир не говорит, куда везет. Я не спрашиваю. Молчим всю дорогу, я и ее не отслеживаю. Смотрю в боковое окно, но не воспринимаю. Только после того, как двигатель глохнет, осознаю, что находимся на набережной. Не могу даже сказать, какой именно. Мне все равно.

Бойка поворачивается ко мне и требует, наконец-таки, вкладывая в голос какие-никакие эмоции:

– Говори.

Вскидывая к нему взгляд, рвано тяну воздух. Грудь резко поднимается и так же быстро опадает.

– Ты правда говорил ей… Хотел… Жениться? Все это? – сумбурно вываливаю я.

– Конечно же, нет, – вроде как не повышает голос, а по интонациям будто бы рявкает.

Может, я частично оглохла?

Внутри ведь бушует ураган. В голове, в душе, в сердце – везде топит на максимум. Что-то по-любому перебивает и заглушает.

– Ты ходил к ней сейчас?

Ревную. Ревную. Ревную.

Это все, что я способна чувствовать и понимать.

– Да, к ней. Больше она к тебе не сунется.

Меня резко перебрасывает на противоположную сторону. Другие переживания охватывают.

– Ты же с ней… Нормально говорил? Не угрожал? Не запугивал?

– Нормально. Не угрожал.

– А что именно сказал?

Бойка отводит взгляд. Думает. По ощущениям, слишком долго думает. Решает, можно ли со мной поделиться? Слишком личное? Я снова на другой стороне, где есть только черная ревность и ничего кроме. Я должна быть рассудительной – это моя суть. Я должна… На хрен мне сейчас не нужна рассудительность!

– Пусть это останется между нами, – выдает Кир после затяжной паузы.

– Между тобой и Кариной? – задушенно уточняю я.

Кажется, что кислород в салоне заканчивается. Он, черт возьми, во всем мире исчезает!

– Да.

– Что… Что за… Что за ерунда? – ревность вырывается наружу.

Голос от нее звенит и как будто ломается. Не ведаю, что творю, когда бросаюсь к Киру. Не осознаю, что именно сделать пытаюсь. Схватить, ударить, вцепиться ногтями, обнять… Он перехватывает мои руки быстрее, чем я успеваю что-то натворить, и дергает меня полностью на себя. С громким выдохом заваливаюсь. Разворот, рывок, тепло его тела под ягодицами, на груди, лице, руках… Новый вдох совершаю уже у его шеи. Бойка вжимает в себя, выдавая одним махом все эмоции, что все это время пытался сдержать. Чувствую их тактильно. Впитываю, как источник энергии. Трясусь, будто от воздействия тока. Чаще. Выразительнее. Сильнее. Трусь о его щетину. Жадными глотками собираю запах. Всхлипываю, наверное, впервые выказывая при нем все-все свои переживания. Наплевав на какие-либо принципы, комплексы и прочие стоп-сигналы, выдаю абсолютный максимум.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ты же говорил, что ты меня все… Меня!

– Тебя, – хрипло подтверждает Кир, не давая тишине возобновиться.

Без пауз сыплем словами.

– Говорил, что ее не любил!

– Не любил!

– А меня?

– Тебя!

– Йя-я-я… Твоя?

– Моя!

– Цветы?

– Тебе!

– Зачем?

– Затем!

– Зачем?!

– Да блядь!..

– Зачем?!

– Люблю!

Он кричит, я судорожно тяну воздух. Вместе выдыхаем – громко, протяжно, отрывисто. Знаете ощущения, когда ты очень-очень долго под водой находишься, задыхаешься, почти умираешь и в последний момент вдруг выныриваешь на поверхность? Я здесь. Он здесь. Над водой. Глаза в глаза. Воздух взрывается. Глотаем чистый огонь. Это так сложно, так больно, так мощно… Его глаза блестят. Из моих уже льется расплавленный воск.

Хочу что-нибудь сказать… Спросить: «Точно?». Потребовать: «Повтори!». Выпросить: «Полностью всю фразу скажи…» Боже, да хотя бы прошептать в ответ: «Я тебя тоже». Не получается. Не могу выдавить ни слова. Смывает волной. Падаю на Кира, когда он сплетает наши пальцы. Рыдаю взахлеб, когда сжимает крепко-крепко, перекачивая тактильно все свои чувства.

Внутри него так же бомбит.

А мне мало… Мало… Едва дыхание восстанавливается, торможу поток слез о Бойку. Надолго прижимаюсь губами к его горячей ароматной коже. Судорожно тяну кислород носом. А потом обрушиваю на Кира череду быстрых поцелуев. Он замирает. Кажется, что не реагирует. Но я-то чувствую, что он дрожит. Чувствую, как его пробирает. Чувствую – так сильно, так просто. Чувствую!

Быстро поднимаюсь к лицу. Бойка все еще не двигается. Даже когда к губам прижимаюсь. Лишь дыхание мое вбирает.

Резко размыкаю веки. Врываюсь в его глаза.

– Попробуй еще раз, – шепчу умоляюще. – Скажи еще раз! Пожалуйста, Кир!

Он медленно высвобождает руки. Осторожно стирает пальцами мои слезы. И выговаривает якобы спокойно:

– Центурион, – на самом деле с хрипотой и отчетливыми вибрациями. Дальше пауза, как точка в предупреждающем сообщении. Короткий вдох. Громкий выдох. – Я тебя люблю.