До ланча было снято несколько сцен, включая в короткий, но яростный спор между Хейли и Брэдом на крыльце. Во время часового перерыва Шантел немного поспала, что было совершенно необходимо, подкрепилась фруктами, сыром и протеиновым напитком и отправилась на съемки в тон-ателье.

Интерьер домика воссоздавал деревенские представления об уюте, но на стенах висело несколько картин Хейли. Ассистенты добавили резную музыкальную шкатулку, которую героине подарил на свадьбу муж. Когда Шантел открыла ее, оттуда полились звуки «Лунной сонаты», и ее охватило прежнее напряжение.

Однако режиссер и сама Шантел не были удовлетворены решением этой сцены. Они принялись обсуждать, в каком настроении пребывает Хейли и как она должна себя вести.

— Что вы думаете обо всей этой истории?

Рядом с Квином стоял Джеймс Брюстер. Оба смотрели, как Ларри Вашингтон передает Шантел стакан с соком.

— Трудно сказать. Я ведь видел только не связанные между собой куски. — Квин не сводил глаз с Ларри, который крутился вокруг Шантел, готовый выполнить любое ее желание. — Но думаю, что публика оценит этот фильм по достоинству. В нем есть все, что нужно, — секс, яркие характеры и мелодрама.

— Без этого не обходится ни один бестселлер, — небрежно произнес Брюстер. — Конечно, главная героиня всей этой истории — Хейли. Ее поступки, ее чувства отражаются на судьбе всех других героев. Когда я начал писать эту книгу, я думал, что это будет рассказ о предательстве и втором рождении женщины, которую предали. Но книга превратилась в историю о том, как эта женщина — и все, что с ней происходит, — определяет судьбу тех, кто с ней сталкивается. Разумеется, это звучит несколько претенциозно, и, возможно, не возьмись за эту роль Шантел, образ бы трудно было вытянуть. Но Шантел — это моя Хейли из плоти и крови.

— Да, ее игра заставляет в это поверить, — прошептал Квин.

— Вы совершенно правы. — Брюстер быстро кивнул, довольный словами Квина. — Для писателя нет большей награды, чем видеть, как созданный тобой образ воплощается в жизнь, особенно если он тебе не безразличен. Но, вы знаете, я чуть было не убил Хейли.

Квин напрягся.

— Что вы хотите этим сказать?

Брюстер рассмеялся и вытащил сигарету.

— Вы все понимаете слишком буквально, мистер Доран. Я хочу сказать, что собирался закончить книгу, оставив Хейли здесь, в этой хижине. Она должна была лишиться всего, в том числе и своей собственной жизни во время пожара, который устраивает единственный человек, который ее любил. Но я понял, что не смогу этого сделать. Она выберется из огня и будет жить дальше.

Они оба смотрели, как рабочие устанавливают декорации для следующей сцены.

Это — необыкновенная женщина, — прошептал Брюстер. — Все мужчины на площадке немного в нее влюблены.

— И вы тоже?

Брюстер повернулся к нему с кривой усмешкой:

— Я — писатель, мистер Доран. Я живу в мире фантазий. А Шантел — живая женщина, из плоти и крови.

По сигналу ассистента режиссера на площадке наступила тишина, и начались съемки.

Квин внимательно наблюдал за Брюстером. Писатель нервничал сейчас заметно меньше, чем в начале съемок. Наверное, он был доволен их ходом. Зато теперь, похоже, потерял покой Ларри Вашингтон. Ассистент Шантел ни минуты не мог усидеть на месте, он все время переходил из одного конца площадки в другой. Может быть, напряжение, которое ощущал Квин, исходило от него? А напряжение существовало. Оно буквально висело в воздухе, отравляя атмосферу. Впрочем, куда бы он ни посмотрел, люди быстро и четко, как того и требовала режиссер, выполняли свою работу.

А может, это он сам чересчур взвинчен? Причин у него достаточно. Шантел все еще не была готова или не хочет принять окончательное решение. А когда мужчина, проживший всю свою жизнь, ни к кому не привязываясь, находил то, что искал, он уже не мог больше ждать. Так говорил себе Квин, глядя, как Шантел слушает мелодию из музыкальной шкатулки, тая во взгляде боль и растерянность.

Думает ли она о нем, ломал он голову, или просто вошла в роль? Она обладала таким талантом, что отделить актрису от ее роли было невозможно.

Все смотрели на нее, но она была одна, в домике в лесу. Наступил поворотный момент в ее жизни.

— Снято. Прекрасно сыграно! — Мэри Ротшильд поднялась со своего места позади оператора. — Просто превосходно, Шантел.

— Спасибо. — Шантел перевела дыхание и попыталась стряхнуть с себя чувства, которые она испытывала в этой сцене. — Я рада, что не надо будет играть это еще раз.

— Сейчас будем снимать вашу ссору с Брэдом. — Говоря это, Мэри гладила Шантел по плечу. — Ты знаешь свои чувства. Ты все еще хочешь его. Даже после того, что он сделал, после всего, что ты о нем узнала, ты все равно не можешь изгнать из себя ту женщину, которая любила его. Ты хочешь любить своего мужа, ты устала, но единственное, что у тебя получается, — это обижать его. Ты понимаешь, что надо что-то решать. Ты знаешь, что если уйдешь с Брэдом, ты погибнешь, но все равно колеблешься.

— Я борюсь с собой, а не с ним.

— Совершенно верно. Давай прогоним эту сцену.

Они работали до шести часов. Перед окончанием съемок рабочие с помощью спецэффектов заполнили площадку дымом. Хейли, задыхающаяся в дыму, напуганная огнем, охватившим домик, ползала по деревянному полу в поисках двери. В руках у нее — музыкальная шкатулка.

— Ну и денек сегодня выдался! — заметил Квин, когда они оказались в трейлере Шантел.

— И не говори. — Шантел усталыми движениями пыталась убрать пятна сажи со своего лица. — Я даже есть не хочу, только спать.

— Я тебя покормлю.

Очистив лицо, она, улыбаясь, забросила за плечо сумку.

— Покормишь меня? Я лучше бы прислонилась к кому-нибудь и уснула.

— Ты получишь и это, только через несколько часов.

Они вышли из трейлера, прошли мимо тон-ателье, где режиссер и оператор устроили импровизированное совещание.

— Куда ты идешь?

— У меня тут кое-какие дела. — Он подумал о Мэте, своем друге, и о Шантел, женщине, которую любил. — Когда вернусь, я тебе все расскажу.

— Лучше расскажи мне сейчас. — Когда они вышли, Шантел сразу же направилась к ожидавшему ее лимузину. — Квин, я не хочу, чтобы ты защищал меня таким способом. Больше не хочу.

Она была права, и он знал, что рано или поздно ему придется ей все рассказать. Когда она села в лимузин, он обнял ее за плечи, готовый успокоить.

— Я не хотел говорить об этом в Нью-Йорке. У твоей сестры была свадьба, а у нас свои собственные проблемы. Вчера… — Он заколебался, до сих пор не зная, как объяснить ей, какое значение имели для него прошедшие сутки. — Я хотел, чтобы мы провели вчерашний день вместе и думали только о нас.

— Я поняла. — Она взяла его за руку. — Так что же случилось, Квин?