Отец стоял у камина, спрятав руки в складках мантии. В мягком свете десятка свечей и масляных ламп его седые волосы казались нимбом вокруг морщинистого лица. Дэйгис помнил, как появлялись эти морщины. Глубокие складки залегли у губ после смерти их матери. Когда ему и Драстену исполнилось пятнадцать. Широкие морщины на лбу появились от привычки удивленно приподнимать брови, разгадывая тайны этого мира и расположения звезд. Тонкие морщинки у рта возникли от улыбок или поджимания губ, но только не от плача. А он стойкий, внезапно подумал Дэйгис. В замке МакКелтаров никто не плакал. Никто не умел. Кроме, возможно, второй жены Сильвана, приемной матери Дэйгиса, Нелл.

Сеть тонких морщин у глаз Сильвана разбегалась оттого, что он много щурился в неверном свете свечей, когда работал с книгами. Он был прекрасным переписчиком, у него был замечательный почерк и уверенная рука. Сильван много времени проводил за тщательным копированием древних страниц, чернила на которых выцвели со временем.

В детстве Дэйгис считал, что у его отца самые мудрые в мире глаза, полные особого, тайного знания. И понял, что до сих пор так считает. Ничто не сможет сместить его отца с этого пьедестала.

В желудке сжался тугой ком. Возможно, Сильван никогда не оступался, но вот его сын оступился.

– Давай, пап, – напряженно сказал Дэйгис. – Кричи на меня. Скажи, как я тебя подвел. Скажи, что ты разочаровался во мне. Напомни о моих клятвах. Выскажи все это сразу, чтобы потом мы не тратили время.

Сильван резко покачал головой.

– Скажи мне, отец. Скажи, что Драстен никогда бы такого не сделал. Что…

– Ты правда хочешь, чтобы я сказал, что твой брат менее мужественный, чем ты? – прервал его Сильван хорошо контролируемым голосом. – Ты действительно хочешь от меня это услышать?

Дэйгис запнулся, и у него отвисла челюсть.

– Что? – прошипел он. – Мой брат…

– Ты пожертвовал жизнью ради брата, Дэйгис. И ты хочешь, чтобы отец упрекал тебя за это? – Голос Сильвана сорвался.

К ужасу Дэйгиса, его отец съежился. Его плечи поникли, сгорбились. И в глазах внезапно заблестели слезы.

О Господи! Дэйгис мысленно выругался, пытаясь взять себя в руки. Он не заплачет. Не позволит себе рассыпаться. Любая трещина в защите станет разломом, разлом превратится в пропасть, упав в которую он уже не поднимется.

– Я думал, что никогда больше тебя не увижу. – Слова Сильвана эхом прокатились по каменному залу.

– Па, – хрипло сказал Дэйгис. – Наори на меня. Выругай. Ради любви Христовой, кричи на меня.

– Не могу. – Морщинистые щеки Сильвана были влажными от слез.

Он обогнул стол, обхватил Дэйгиса руками, яростно обнял, похлопал по спине.

Он плакал.

Дэйгис, проживи он даже сотню лет, никогда больше не хотел увидеть отца плачущим.

Чуть позже появилась Нелл, и неприятная история со слезами повторилась. Потом Нелл выбежала, чтобы приготовить легкий ужин, затем снова вышла взглянуть на маленьких братьев Дэйгиса, и только после этого разговор вернулся к мрачной теме – причине его возвращения.

Дэйгис быстро и сдержанно описал Сильвану все, что произошло с момента их расставания. Рассказал, как отправился в Америку и искал тексты, но в итоге ему пришлось признать, что нет иного выхода, кроме как обратиться за помощью к Драстену. Он рассказал о странном нападении на Хло и о Драгарах. Рассказал, как выяснилось, что тексты о Туата де Данаан исчезли, и явно не без посторонней помощи.

Сильван нахмурился.

– Скажи, сынок, а Драстен проверял под плитой?

– Под плитой в башне? В той, где он спал?

– Айе, – ответил Сильван. – Я оставил там два манускрипта и собирался положить там все, что только можно найти по этой теме. И на этот случай дал Драстену подробные инструкции о том, где их искать.

Дэйгис закрыл глаза и покачал головой. Неужели его путешествие было бесполезным? Он мог вообще не отправляться в прошлое? Возможно. Еще несколько лет, и Сильван наверняка собрал бы все нужные ему книги и оставил их под плитой. И все это время, в двадцать первом веке, они пролежали там.

– А где были инструкции? В письме, которое ты ему оставил?

– Айе.

– В том самом письме, в котором ты рассказал ему о том, что я сделал?

Сильван снова кивнул.

– А ты прямо об этом сказал или отделался намеками, пап? – Если знать отца, второй вариант был вероятнее.

Сильван поморщился.

– Я сказал, что оставил кое-что вам двоим под плитой, – сварливо ответил он. – Ну насколько точнее можно выразиться?

– Намного точнее, потому что, как выяснилось, Драстен не заглянул под плиту. Подозреваю, что он отвлекся на другие описанные в письме темы, да так, что скомкал его и выбросил. Судя по тому, как ты это сказал, под плитой могли быть какие-то памятные вещи или безделушки.

Сильван выглядел смущенным.

– Я об этом не подумал.

– Ты сказал, что ищешь другие книги. Что-нибудь уже нашлось?

Смущение на лице отца сменилось озабоченностью.

– Айе, я искал, но это занимает много времени. Чем старше текст, тем сложнее его читать. Там есть разночтения, и часто встречаются отличия в описании.

– А что насчет…

– Хватит пока о текстах, – отрезал Сильван. – Завтра у нас будет для этого время. Расскажи мне о своей девушке, сын. Должен признаться, я удивлен, что ты привел с собой девушку.

Сердце Дэйгиса загрохотало, по венам разлился странный ледяной огонь. Его девушка. Его.

– Ей нелегко далась попытка осознать, что ты использовал камни как мост между столетиями, но я почуял в ней сильную волю и острый ум. Подозреваю, что она справится с этим без особых затруднений.

– Я тоже на это надеюсь.

– Ты не сказал ей, что с тобой что-то не так, верно?

– Нэй. И ты не говори. Я скажу, когда будет подходящее время. – Словно может прийти время, которое будет «подходящим». Сейчас, как никогда прежде, время было его врагом.

Повисла тишина. Неуютная, тяжелая тишина, наполненная вопросами без ответов, звенящая невысказанными опасениями.

– Ох, сынок, – сказал наконец Сильван. – Я чуть с ума не сошел, не зная, что с тобой происходит. И я так рад, что ты вернулся. Мы найдем выход. Обещаю.

* * *

Позже Сильван мрачно обдумывал это обещание. Он шагал по залу, ворчал и ругался.

Только после того, как Дэйгис отправился наверх, а раннее утро наполнило его старые кости усталостью – во имя Амергина, ему шестьдесят пять, он слишком стар для таких дел, – Сильван признал, что ему нужно хоть что-то, чтобы показать, что он работал. Он был не до конца искренен с Дэйгисом.