Женщина передо мной оказалась довольно молодой. Черноволосая, изящная — она показалась мне очень милой, но меня осматривала цепко, пристально, заставив смутиться еще сильнее.

— Красавец-господин! — всплеснула она руками, а потом… подмигнула мне!

Когда я через минуту стояла перед огромным зеркалом в резной позолоченной раме, то с трудом себя узнавала. Все-таки одежда может до неузнаваемости изменить человека! На меня смотрел очень милый аристократичный юноша с пушистой копной темных, еще влажных волос и с пронзительными зелеными глазами, ярко сверкающими на фоне узкого лица. Зимняя бледность сменилась легким весенним загаром, придающим мне свежий приятный вид.

И это правда я?

Пока сохли волосы, я слушала веселый щебет служанки и с удивлением понимала, что вампиры в сути своей ничем не отличаются от людей. Те же самые разговоры о вкусной пище, о предстоящих праздниках, о жизни города и о многом другом. Правда, я подозревала, что Валла намеренно пудрит мне мозги, заставляя отвлекаться от тяжелых дум…

Вниз по лестнице — на завтрак с отцом — я спускалась медленно, настороженно, слушая непривычный цокот собственных каблуков на мужских ботинках. Внизу суетились слуги, которые тотчас же подняли головы, чтобы посмотреть на меня с нескрываемым любопытством. Начались поклоны, приветствия, а я ощущала себя экспонатом в цирке типа женщины с бородой или карлика, которые всегда являлись предметом горячего внимания со стороны общества.

Розовощекая и немного испуганная — я появилась в столовой и обомлела от открывшейся передо мной роскоши.

Стены огромного помещения были выдержаны в светлых тонах, впрочем, как и весь остальной интерьер в доме. Столовая казалась заполненной светом, что достигалось за счет двух огромных окон, едва прикрытых тонкими занавесками, в которые били солнечные лучи. Вдоль стены стояли изящные шкафы со столовым серебром и другой посудой, поодаль грузными боками сверкали пузатые кресла.

За большим овальным столом сидел Лавиан Шими.

Я едва узнала его. Иллюзии уже не было, поэтому он не казался настолько молодым, как в Академии, но лицо отца по-прежнему было очень красивым. Длинные черные волосы небрежно лежали на плечах, а одет он был в дорогущий и очень нарядный костюм темно-синего цвета. На тонких пальцах рук сияли массивные кольца, верхние пуговки белоснежной рубашки были небрежно расстегнуты, открывая смуглую безволосую грудь. В какой-то момент я поняла, что мой отец еще тот красавец. А есть ли у него жена?

Именно об этом спросила я, аккуратно усаживаясь рядом на стул.

Лавиан усмехнулся моему вопросу.

— Нет, я не женат… — ответил он, делая знак служанке, чтобы несла завтрак. Она тут же упорхнула прочь.

— А почему? — бесхитростно спросила я. — Ты ведь еще такой… привлекательный!

Сказала и покраснела. Не слишком ли я перегибаю палку со своим любопытством?

Отец вдруг откинулся на стуле и рассмеялся.

— Но если ты так считаешь, думаю, надо обязательно обзавестись женой…

Его смех слышали, наверное, все в доме. Я услышала за спиной изумленные возгласы: наверное, смеялся отец не так уж часто.

Когда нам подали изысканно уложенные на больших тарелках кусочки мяса, а также нож и вилку к ним, я… приуныла.

В памяти все еще были живы моменты унижения, пережитые мною в доме Джонаса, ведь есть по правилам я не умела.

Помрачнела. И не только от воспоминаний о манерах.

Джонас…

Каким-то чудом я гнала мысли о нем всё утро.

А тут вдруг…

Осознание того, что мы больше никогда не увидимся, резануло по сердцу такой болью, что у меня вдруг брызнули слезы из глаз.

Поняв, что я жутко проштрафилась, я с ужасом посмотрела на отца, чувствуя, как влага стекает по щекам, и уже собралась в панике просто сбежать (моя глупая привычка!), но Лавиан мгновенно все понял.

Через мгновение я уже была выдернута из стула и крепко прижата к мужской груди. Да, прямо на глазах у слуг.

— Поплачь, дорогая… — шепнул он мне на ухо, поглаживая рукой по волосам. — И пусть вместе со слезами уйдет твоя боль. Это скоро пройдет, правда! Обещаю…

От этих слов и нежности захотелось расплакаться еще сильнее, но я всеми силами сжалась, не позволяя этому произойти.

Мы стояли так, наверное, несколько минут, как вдруг в коридоре раздались торопливые шаги.

— Лавиан! Лавиан! — пронзительный женский голос разорвал тишину дома, и я от неожиданности вздрогнула. Слегка отстранившись, я заглянула в лицо отцу и увидела, как он напрягся.

В столовую тут же влетела дамочка, от эффектности которой у меня отнялся дар речи.

Ей было, очевидно, за тридцать (хотя могло быть и за все триста!). Черноволосая, округло-аппетитная — она сверкала внушительной и очень соблазнительной грудью в огромном вырезе ярко-красного платья. Волосы были завиты и рассыпаны по оголённым плечам, талия затянута корсетом, а длинные широкие складки платья делали ее бедра ещё более внушительными.

Женщина впилась в меня взглядом, заставив инстинктивно отшатнуться к отцу, а Лавиан мягко приобнял меня за талию.

— Значит, правда! — прошипела дамочка вдруг с необычайной яростью. — Слухи не врут! Ты привез себе из человеческих земель юного любовника! Как ты мог, Лавиан??? А как же я??? А как же наши… чувства????

Я опешила от выплеснутой на себя ярости и откровенного бреда.

Отец же осторожно усадил меня за стул и развернулся к ослепительной фурии.

— Женевьева де Новуа! Мы с вами официально расстались полгода назад! Какие еще могут быть претензии ко мне??? — голос Лавиана звучал хлестко, словно удар бича, но женщину это ничуть не проняло.

— Ах ты старый извращенец! — вскричала она. — Я пойду к королю! Я буду жаловаться и всей Луарии расскажу о растлителе мальчиков!!! Я опозорю твое имя на весь мир, проклятый герцог! У-у-у, ненавижу!!!

С этими словами фурия вылетела из столовой и скрылась в одном из коридоров.

Отец резко сник и безрадостно сел на свое место.

Я тут же потянулась к нему и участливо накрыла его руку своею.

— Отец, кто она??? Почему ты не сказал ей, что я… твой ребенок???

Лавиан вымученно улыбнулся, благодарно сжав мои пальцы.

— Это моя бывшая… любовница, — ответил он немного напряженно. — Иногда я побаиваюсь говорить тебе некоторые вещи, но… думаю, воспоминания о твоей прошлой жизни открыли тебе и твои прошлые похождения по женщинам, поэтому стесняться в выражениях я не стану…

Я покраснела, но утвердительно кивнула. На самом деле, плотские утехи с женщинами мне особо и не вспоминались, а если и проскальзывали какие-то картинки, я не обращала на них никакого внимания и тут же забывала. Все, что было живо в моей памяти — это время, проведенное с Баилем и только с ним…