Но почти сразу же вышел и материал лондонского журналиста Фредди Стюарта, имевшего репутацию не очень толерантного по части терпимости к мигрантам, прибывающим на территорию Соединенного Королевства, и особенно к представителям радикальных течений ислама. Язвительно высмеяв «визг псевдоправозащитников», Фредди предположил, что наверняка человек, который взорвал напичканный оружием «Центр единства правоверных», совершил в большей степени позитивный поступок, нежели предосудительный.

«…Скорее всего, неизвестный спас очень многих британцев от смерти в ходе массовых терактов, которые, к счастью, так и не осуществились. Хотя их вероятность, вне всяких сомнений, была весьма высока – до сих пор ведь никто так и не ответил на вопрос, для чего предназначалось оружие, обнаруженное в руинах «Центра», – продолжил свои размышления Стюарт. – Независимо от того, кто он по национальности и подданству, этот человек должен быть не осужден, а удостоен самых высоких наград».

…Отложив прочитанную газету в ворох прочих, лежащих на журнальном столике, сработанном лучшими мастерами из самых дорогих сортов дерева, сидевший под зонтиком, защищающим от палящих лучей солнца Южной Азии, седоватый господин хмуро задумался. Его лицо, своими чертами существенно отличающееся от черт представителей народов, населяющих эти территории, ничего не выражало. Оно напоминало застывшую желтую восковую маску. Лишь глаза, взирающие на мир через узкие амбразуры между тяжелыми веками, горели неистовым огнем холодной ярости.

Человек знал, что он всемогущ и что в его руках нити судеб не только отдельных людей, но и целых народов. Хотя о нем практически никто не знал, его возможности оказывать влияние на судьбы мира были в чем-то безграничны. И вот теперь он вдруг выяснил, что из-за ряда ошибочных шагов, предпринятых одним из его помощников, о нем, пусть хотя бы косвенно, но пронюхали.

Теперь слишком многие вдруг узнали, что есть он, Абу Харат. И хотя это был всего лишь один из его многочисленных псевдонимов, огласка даже псевдонима грозила непредвиденными последствиями. Ведь согласно древней философии той великой страны, откуда он был родом, лишь сохранение глубочайшей тайны могло служить залогом всякого успеха. Если ты хочешь завоевать весь мир, то он об этом не должен даже подозревать. И даже будучи завоеванным, мир ничего не должен знать! Знать о том, что он владеет миром, может только он сам – тот, в чьей власти этот безмозглый человеческий муравейник.

– Хамид! – негромко, но властно позвал Абу Харат.

– Слушаю, о величайший! – перед ним тут же покорно согнул спину его слуга, взятый из местных аборигенов.

– Я желаю видеть Шибахуддина. Немедленно!

– Будет исполнено, о величайший! – Слуга, не разгибаясь, попятился назад и поспешно побежал исполнять повеление владыки.

Абу Харат дважды хлопнул в ладоши, и тотчас под звуки музыки перед ним закружились одетые в одни лишь прозрачные туники молодые красивые наложницы. Здесь были и смуглокожие красавицы этих мест, и светловолосые славянки, и словно выточенные из черного дерева африканки с их необычной грацией и жгучим темпераментом.

Старательно улыбаясь своему господину, наложницы изображали страсть, адресованную ему, их богу и царю. Разумеется, их чувствам он не верил – он вообще никому никогда не верил. Но ему было приятно ощущать свою безграничную власть над этими глупыми куклами, жизнь которых могла зависеть даже от крохотного, чуть приметного движения его пальца.

Вернувшийся Хамид доложил, что Шихабуддин прибудет ровно через пять минут. Чуть заметно кивнув, Абу Харат шевельнул указательным пальцем, давая понять, что тот может быть свободен. Все так же не разгибаясь, с потупленным взором – не взглянуть бы ненароком на наложниц величайшего! – Хамид попятился прочь.

Неожиданно запикал сотовый, лежащий на столике подле газет. Взяв телефон, Абу Харат изобразил рукой повелительный жест, и музыка тут же смолкла, а девушки замерли в тех позах, в каких их застало повеление владыки. Выслушав говорившего, Абу Харат положил телефон, но почему-то медлил отдавать повеление продолжить танец. Он не отрываясь, пристально глядел на одну из девушек – русоволосую, с большими выразительными глазами.

– Ты о чем вчера разговаривала с охранником? – неожиданно спросил он ее по-русски, с каким-то неприятным, мяукающим акцентом.

Упав перед ним на колени, побелевшая как полотно наложница, дрожа всем телом, клятвенно прижала руки к груди.

– Мой господин! – умоляюще заговорила она. – Я всего лишь хотела узнать, не соблаговолите ли вы увидеть меня в своих покоях. Я…

– Ты лжешь! – ровным голосом, но с хищным блеском в глазах отрубил Абу Харат. – Ты ищешь путь к бегству и за это сейчас поплатишься. Охрана!

Подбежавшие к нему двое дюжих мускулистых охранников, одетых в традиционные одеяния местных нукеров, замерли, склонив голову.

– В бассейн! – лаконично изрек владыка и, указав пальцем прочим наложницам, чтобы те продолжили свой танец, отойдя в сторону, нажал на кнопку предмета, похожего на телевизионный пульт.

Тут же, в паре шагов от него, пол разъехался лепестками, образовав круглый бассейн четырехметрового диаметра, почти до краев заполненный прозрачной, чистой водой, дна которого не было видно. Повинуясь движению указательного пальца владыки, нукеры схватили отчаянно молящую о пощаде несчастную и бросили ее в воду. Та, охваченная безумной жаждой остаться в живых, судорожно хватаясь руками за края бассейна и не отрывая молящего взгляда от своего желтоликого повелителя, продолжала уверять его в своей невиновности:

– Клянусь, я ни в чем перед вами не провинилась! – со слезами уверяла она. – Я не собиралась бежать! О, величайший из величайших! Пощадите меня! Я так молода! Я хочу жить! Не надо, прошу вас! Умоляю!!!

Но тот, не меняя выражения лица, нажал еще одну кнопку на пульте. Тут же в стенах бассейна открылись решетчатые окна, из которых в бассейн ворвались стаи проворных плоских рыб, возбужденно трепещущих плавниками. Поняв, что ее ожидает, с отчаянным, пронзительным воплем наложница попыталась выбраться из бассейна, но было поздно. Вокруг нее как будто закипела вода, и холодные, скользкие создания с хищной пастью, оснащенной острыми как бритва зубами, накинулись на ее тело, жадно отхватывая частицы живой человеческой плоти. Грудь, бедра, спина, голени… В мгновение ока они покрылись обширными резаными ранами, которые продолжали углубляться и шириться. Вода сразу же окрасилась струями крови, хлестнувшей из разрезанных зубами вен и артерий. От немыслимой душевной и физической муки, глядя в небо и все еще в какой-то безумной надежде цепляясь уже ослабевшими руками за край бассейна, несчастная завыла, как раненая волчица.

Что может быть страшнее ощущения пожираемого заживо? Что может быть омерзительнее ощущения прикосновения к телу безмозглого, злобного существа, несущего муку и неминуемую гибель?

Остекленевшие от ужаса и боли глаза девушки, которая вдруг начала уходить вниз, на какое-то мгновение приобрели осмысленность, и она, душераздирающе выкрикнув: «Будь ты проклят!!!» – навсегда скрылась под бурлящей, кровавой поверхностью бассейна.