Алиса вопросительно посмотрела на Сера.

– Я вызвал полицию сразу же, как ты зашла домой. – угрюмо сказал он. – Подумал, что пусть уж лучше оштрафуют за ложный вызов, если что… Но они едва успели. Я ещё в подъезд зашёл, слышу крики… – он болезненно поморщился. – Стучусь к соседям вашим, они говорят, мол, обычное дело, не надо делать ничего. Что полицию вызвал – и ладно. А полиция эта, тьфу, пока доедут… – он тяжело вздохнул. – Тебя сперва в реанимацию, затем сюда. Сказали, очнёшься «через несколько часов». Двенадцать часов прошло, мы с Ханни всё тут… Ждали. – он замолчал.

– Сер, подойди. – тихо сказала Алиса. Парень подошёл ближе. – Наклонись-ка. – он послушался. Девочка крепко, здоровой рукой, обняла его за шею, прошептала, – Спасибо, Серёж.

Он с дрожью выдохнул, уткнулся ей в плечо.

– Ты не представляешь, как мы переживали… – устало сказал он в полголоса. – Ты такая глупая, Алис, правда… – он слегка отстранился, посмотрел ей в глаза. У Алисы всё сжалось внутри, когда она увидела, сколько боли и страха в его взгляде. – Спасибо за то, что ты жива. – также тихо, с расстановкой, сказал Сер.

Алиса не ответила. На глаза вновь навернулись слёзы, она улыбнулась, потом засмеялась:

– Дурак…

Девочка притянула за руку Ханну, тоже обняла её.

– И тебе, Ханни, спасибо. – Алиса чувствовала, как подрагивают её плечи, как она изо всех сил старается не заплакать, и как боится лишним движением причинить боль.

Дальше пришла медсестра, Ханну и Сера попросили удалиться, но те пообещали, что через пару часов зайдут снова. От медсестры Алиса узнала, что её родители были оштрафованы, и сейчас их собираются лишить родительских прав. Но пока ничего не решено, а Алиса не должна думать об этом: в больнице она проведёт ещё как минимум три недели из-за перелома, сотрясения, вывихнутой лодыжки, и, предполагаемо, нестабильного эмоционального состояния. Предстояло пройти множество проверок не только физических: уже завтра к ней придёт психолог, дабы выяснить, как вся эта ситуация отразилась на её психике.

Девочка понимала, что психолог ей не помешал бы, но до завтрашнего дня она задерживаться не планировала: Алиса уповала на обещание, данное Ан – ответить на любые вопросы.

Следующие два часа приходили врачи один за другим, множество проверок, вопросов, напутствий свалилось на неё. Затем пришла женщина, сказала, что она «из органов», из каких – не уточнила. Она представилась, но её имя тут же вылетело у Алисы из головы.

Женщина была достаточно приятной, располагающей к себе. Общалась спокойно, немного ласково, но на равных. Задавала вопросы аккуратно. Алиса отвечала сдержанно, но честно, выкладывая абсолютно всё. Сейчас уже было всё равно.

– Как давно у вас в семье такие отношения? – спросила она.

– Настолько далеко всё заходило только однажды, год назад… – монотонно отвечала Алиса. – Но, а так… Сколько себя помню, а помню я лет с пяти…

– Как твои родители аргументируют своё поведение?

– Ну… Мама говорит, что настолько сильно контролирует меня, потому что переживает… А получаю я потому, что должна быть как брат, но не делаю этого.

– Разве у тебя есть брат? – несколько удивилась женщина.

– Они говорят, что был и пропал без вести, когда мне был год. Мама всегда очень много про него говорит, что он был идеален абсолютно во всём, что он пример для подражания и лучше него уже не будет никого… И когда у меня не получалось быть идеальной, она… Вот.

– Хорошо, я поняла. А что насчёт твоего отца?

– Он… – у девочки по телу пронеслась дрожь. – Он всегда говорит, что я это заслужила, раз не слушаюсь маму. Что из-за меня она переживает и из-за меня ей плохо, поэтому он и делает то, что делает… Ну, и, он часто пьян, так что…

– Что ж, спасибо.

Они беседовали достаточно долго, собеседница, прощупывая границы, задавала больше и больше вопросов, до того момента, как поняла, что дальше Алиса уже не сможет спокойно отвечать. Тогда она, в очередной раз поблагодарив, подала девочке плитку шоколада и, вежливо попрощавшись, ушла.

Алиса осталась в покое, но лишь на несколько минут: пришли Сер, Ханна, и… Ан?

Сер и Ханна прошли в палату, сели напротив. Ан же стояла в дверях.

Алиса не могла понять эмоции Ан, не могла предположить, о чём она думает, не могла определить, что выражает её взгляд, но на миг ей показалось, что между ними вновь протянулась тонкая ниточка.

– Ан? – растерянно улыбнулась Алиса. Не было ни сил, ни желания злиться, выяснять что-то… – Ты так и будешь стоять там?

Ан вскинула на неё глаза, болезненно свела брови, затем отвела взгляд в сторону, вниз… Шагнула вперёд. Вновь посмотрела на Алису. Ни говоря ни слова подошла к ней, встала напротив. Девочка, всё также улыбаясь, слегка склонила голову. Тогда Ан, всё также молча, обняла её. Крепко, отчаянно, но в то же время бережно и осторожно.

В этих объятьях было всё: боль, раскаяние, страх, отчаяние, тоска… И Алиса почувствовала это, каждой клеткой ощутила все чувства Ан, всё то, что она испытывает сейчас. И она обняла её в ответ. Длинные, шелковистые волосы Ан щекотали лицо, холод её рук ощущался через тонкую больничную пижаму, от неё пахло цветами, будто бы даже сиренью. Алиса зажмурилась – она уже, казалось, очень давно просто так не касалась Ан, и сейчас это было чем-то очень значимым. Едва появившаяся тонкая нить начала понемногу крепнуть, завязываясь в прочный узел.

Ан отстранилась, посмотрела отчаянно-тяжело:

– Почему ты не оттолкнёшь меня? – сказала она быстро, в полголоса.

– Не хочу – и не отталкиваю. – состроив безразличный вид сказала Алиса.

Девушка закусила губу, свела брови.

– Ты не должна прощать меня. Не должна меня принимать. – сказала она всё так же тихо, но уже жёстко, с отчаянием.

– Я много чего не должна, знаешь ли…

– Я же с тобой серьёзно!

– И я тоже серьёзно.

– Хоть немного самоуважения-то поимей… Я столькое сделала тебе, ведь ты из-за меня пережила это всё, и теперь ты так безразлична? Ты должна ненавидеть меня, должна презирать, после всего-то…

Ханна хотела было вмешаться, но Сер остановил её: он понимал, что сейчас это дело только их двоих.

Алиса несколько секунд смотрела на Ан, затем вздохнула, потянулась к прикроватной тумбочке. Спокойно, будто бы ничего сейчас не происходит, взяла шоколад, открыла, отломила дольку, протянула Ан.

– Будешь?

Ан непонимающе помотала головой, тогда Алиса предложила Серу и Ханне. Те, также не понимая, взяли.

Девочка закинула кусочек себе в рот, и, жуя, закрыла глаза, подставляя лицо тусклым солнечным лучам, светящим из окна.

– Знаешь, Ан. – начала она с расстановкой. – Мне твои вот эти вот дурацкие слова не нужны вообще. – она запихала в рот ещё дольку. – Столько всего свалилось сейчас, мне и так покоя не дают… – она посерьёзнела, почувствовала, как слегка приподнялась внутри темнота, будто бы навострив уши, будто ожидая подходящего момента, чтоб снова заполнить абсолютно всё изнутри. – Ещё и ты тут. Я и не могу простить тебя, но только потому, что я не держала на тебя зла… То есть нет, я ещё как злилась, и до сих пор злюсь, правда, как ты вообще можешь… – ещё одна долька шоколада отправилась в рот. – И как ты вообще могла? И разумеется, я не могу взять и забыть эту ситуацию. Раз ты пришла, мы будем разбираться, что у тебя и как, и сейчас ты уже не посмеешь от нас уйти… Это даже не угроза, я просто знаю: ты не посмеешь. Я уверена, что тебе нужна наша помощь и мы поможем. Но ненавидеть тебя? Презирать? Да, ты оказалась куда большей дурой, чем я о тебе думала, но разве ненавидят за глупость?