Я слушала Диму через слово. На душе скребли кошки.

Неожиданно по залу пронесся приглушенный шум голосов. Вначале я не обратила на это внимания. Но Дима резко остановился, и я неловко наступила ему на ногу.

- Прости. Что случилось? – не поняла я.

Он смотрел мне через плечо. И на его лице читалось удивление.

- Гляди, - кивнул он в сторону выхода из зала. – Вот это она нажралась! Ну, Ольга, дает!

Я оглянулась. По залу пошатываясь и спотыкаясь шла Менякина. Даже в приглушенном свете было видно, что она бледна как мел. Ольга нелепо взмахнула руками, вскрикнула и рухнула на пол, как подкошенная.

Все кинулись к ней, я тоже. Перепила, что ли? Когда успела? Еще четверть часа назад с ней все было хорошо.

Пробралась через толпу. Похоже, надо вызывать скорую. Менякина лежала на боку, неестественно вывернув руку. Она застонала, медленно перевернулась на спину, закатила глаза. Это было страшно.

Официант склонился над ней, попытался поднять. Ольга была как тряпичная кукла. Тело обмякло. Официант опустился на пол, положил ее голову себе на колени, похлопал по щекам. Результата не было.

- Воды! - крикнул кто-то.

- Врача, надо врача, - взволнованный женский голос заставил меня очнуться.

На губах Ольги выступила белая пена. Я испугалась и растерялась. Катя плеснула в лицо Менякиной водой.

Веки Ольги дрогнули, она приоткрыла глаза. Осмотрелась.

Ее мутный взгляд остановился на мне.

- Это Николаева меня отравила. Вызывайте полицию… - прошептала она и снова потеряла сознание.

- Да, точно! - заверещали Катя. – На столе остались бокалы. Не трогайте их, пусть полиция разбирается. Это точно Николаева. Она Ольгу ненавидит. Подлила ей что-то.

Что происходит? Я не могла поверить в реальность этого абсурда. Я отравила Ольгу? Зачем? И тут меня словно пронзила молния. Не зря она мне так настойчиво предлагала коктейль. И не зря я его поменяла. Менякина сама выпила свое пойло. И вот результат.

Катя уже звонила в полицию.

- Скорее, пожалуйста, скорее приезжайте! У нас покушение на убийство! – истерично кричала она в трубку. – Человек умирает! Мы знаем, кто это сделал. Мы ее не выпустим. Быстрее, умоляю, пока убийца следы не замела!

«Какая дура, - подумала я. – А ведь это она про меня. Это я следы буду заметать? Какие следы, с какой стати? Дура не дура, а жизнь Катя мне подпортить может».

- Что тут происходит? – через толпу пробирался Марк.

- Николаева отравила Ольгу Игоревну, - услужливо сообщила ему Анна Валерьевна, начальница отдела продаж. – Скорую уже вызвали. Сейчас и полиция приедет. Всегда знала, что Николаева уголовница. В первый день работы камень украсть  - это был звоночек. Никто не прислушался, а зря. А ведь я предупреждала, я говорила. Но никто не слушал, никому не было дела. И вот результат - она до убийства докатилась. Ужас-то какой! – трещала Анна Валерьевна как заведенная. – Среди нас работала рецидивистка. Может, еще и у сотрудников подворовывала? С такой станется. Кошмар, натуральный кошмар. Мне сейчас будет плохо с сердцем!

- Прекратите нести бред, - прервал ее Полонский.

Анна Валерьевна замолчала, но положила руку на левую грудь, изображая, что ей дурно.

- Ах, дайте мне воды, - простонала она. – Как сердце давит!

Катя услужливо сунула ей стакан:

- Не переживайте, полиция разберется. И она получит по заслугам, - кивнула в мою сторону Катя.

Марк наклонился над Ольгой. Та слабо застонала, открыла глаза.

- Это все твоя Ника… - прошептала она. – Она меня ненавидит… Она меня едва не убила… Отраву подлила…

Полонский посмотрел на меня.

- Ты в это веришь? – спросила я, глядя на него в упор.

Он должен верить мне. Иначе быть не может. Или я не переживу этого кошмара.

Марк отрицательно качнул головой.  У меня отлегло на сердце.

Полонский поднял Менякину, положил ее на узкую скамью у стены. Официант засунул под голову Ольги скрученную скатерть. Ее щеки немного порозовели.

От Ольги не отходила Катя. Охала и ахала над ней на все лады. И время от времени метала на меня злобные взгляды.

- Всегда знала, что ты редкая гадина, - сквозь зубы процедила она мне. – Змея подколодная! Рецидивистка!

Я не собиралась отвечать или оправдываться. Все равно никто не поверит. Пусть полиция разбирается. Мне бояться нечего, я ни в чем не виновата.

Рядом со столом, на котором все еще стояли бокалы с коктейлями, грудью встала начальница правового отдела.

- Бедная Оля, - стонала она время от времени, прижимая к груди пухлые руки. – Где же у людей совесть? За что, за что? – трагически вопрошала дама трагическим голосом.

Несколько сотрудниц сокрушенно качали головами, поддерживая ее.

- Неоправданная жестокость, - шептали они. – Бедная девушка… И кто бы мог подумать, что среди нас есть убийца… На месте Ольги могла быть любая из нас.

Они реально верят, что я планировала отравить всех женщин фирмы? Да, человеческая глупость поистине безмерна. Или у наших дам просто шок?

Я тоже боялась за Ольгу. То, что с ней происходило – страшно. Будет ужасно, если она умрет. Не потому, что в этом обвиняют меня. Просто ей сейчас очень плохо. И никто не знает, чем помочь. Скорее бы приехали врачи. Они знают, что делать, они должны помочь. А если опоздают? Об этом даже подумать страшно!

Сотрудники смотрели на меня с нескрываемым интересом. И с ужасом. Неужели похоже, что я способна отравить кого-то? Или им просто любопытно наблюдать за происходящим? Настоящая греческая трагедия разворачивается у всех на глазах. Со мной в главной роли. Ревнивая отравительница и ее невинная жертва.

Или это больше похоже на цирк и дешевый фарс? У меня от происходящего голова шла кругом.

Я очень надеялась, что Ольга просто прикидывается. Хотя как она могла так побледнеть? И пена на губах? Все признаки отравления. Ох, похоже, крепко я вляпалась на этот раз.

Но я точно знаю, Марк не верит, что я злодейка. А это главное.

Скорая приехала быстро. Врач осмотрел Менякину, что-то спросил у нее. Она едва могла говорить. Но слово «отравили» я услышала четко.

Врач оглянулся на меня через плечо, в его взгляде сквозил нескрываемый интерес. Еще бы! Вряд ли в его практике часто встречаются подобные случаи. Отравление на почве ревности на глазах у десятка людей. Только отчаявшийся человек решится на подобное.

Ольгу уложили на носилки. Ее лицо приобрело землистый оттенок, она слабо стонала и закатывала глаза. Ей было очень плохо. Мне снова стало за нее страшно. Лишь бы не умерла.