Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то противно всех подозревать! Но все-таки… Я должен провести подробнейшее расследование! Так-так-так… Значит, надо проверить всех. Кроме Наташи. Может, Миронова? Допустим, она завидует Наташе. Нет, ерунда. Исключается! Она завидует только тем, кого учителя ценят больше, чем ее. А больше, чем ее, они никого не ценят!
Значит, методом исключения, который иногда применяется при расследованиях… Опять пойду старым путем. Говорят, „старый друг стоит новых двух“. Может, это относится не только к друзьям? О, как мудры народные поговорки!
Итак, я добрался до Глеба… Он опять запинается на каждом втором слове. А больше молчит. Но дело не в этом. Не поэтому он вызывает у меня наибольшие подозрения. Так-так-так… А почему? Во-первых, он единственный из нас всех был раньше знаком с Племянником. Улика номер один! А во-вторых и в-третьих… Мои наблюдения, о которых никто не знает! Те две догадки… В них ключ! Я уверен… Но я должен во всем сомневаться. Так-так-так… Надо все доказать! Доказать! Доказать!..»
Я обернулся. Все тихо сидели на ящиках. И ждали… А Миронова задремала. У нее был железный характер! Я всех обвел взглядом и остановился на Глебе.
«Настала пора допроса! Поведу его осторожно, чтобы предполагаемый виновник ни о чем не догадался. И чтобы не обидеть его раньше времени подозрением. Прежде всего соблюдение законности! Об этом часто пишут. Я не должен ее нарушать. Должен во всем сомневаться, пока не будет доказано… И никакого насилия! Никакой грубости! Так-так-так…»
— Глеб, не хочется ли тебе подойти ко мне? Если тебе не хочется, не подходи. Я тебя не принуждаю. Я сам могу подойти. Но если ты хочешь…
— А что же… — сразу откликнулся Глеб. — Я — пожалуйста…
Он не договаривал фразы. Но это не было уликой: он и раньше не дотягивал их до конца. Да, это и прежде было его яркой особенностью.
Однако острая наблюдательность подсказала мне, что он слишком уж быстро откликнулся, словно ждал, что я к нему обращусь. И слишком уж стремительно подбежал, будто боялся, что я спрошу его о чем-нибудь громко и услышат все остальные.
— Что? А?.. — сказал он совсем шепотом, предлагая и мне вести разговор так, чтобы о нем знали только мы двое.
Моя острая наблюдательность стала еще острее, будто ее только что наточили.
— Хочешь знать, как я догадался насчет скелета? Очень просто: когда ты перевернул «мемориальную крышку» и прочитал, что именно здесь была написана вся повесть от начала и до конца, догадка сразу озарила меня: не только подвал, но и скелет был нужен твоему дедушке для вдохновения! Чтобы нагонять на себя страх… Я бросился в темноту, чтобы проверить свою догадку. Бирка и планка ее подтвердили. Но это не всё…
— А что же еще?
— Глеб, если тебе не трудно, переверни снова крышку стола и прочти, пожалуйста, еще раз, что там написано, — сказал я с плохо скрываемой вежливостью.
Мне хотелось, чтобы Наташа видела, как умно и тонко я веду дело, как с каждой минутой все больше оттачивается моя наблюдательность. Но нельзя было сделать так, чтобы Наташа слышала наш разговор, а все остальные не слышали. А если бы услышали все остальные, у них бы раньше времени возникли подозрения против Глеба.
«Если же он не виновен? — рассуждал я. — Если мои предположения — всего только предположения? Нет, законность прежде всего!» И продолжал вести расследование шепотом:
— Там, при всех, не надо переворачивать крышку. Принеси стол сюда, если тебе не трудно. Здесь переверни и тихо мне прочитай. А то у меня что-то рябит в глазах. Наверное, от окружающего нас мрака. Помоги мне, Глеб, если можешь.
— Я, конечно, переверну. Мне не трудно…
Он подтащил стол к ящику, сидя на котором я анализировал события. Перевернул крышку и прочитал:
— Здесь в течение одного года, трех месяцев и семи дней была написана повесть «Тайна старой дачи».
«Так-так-так… — сказал я себе. — Он прочитал так же, как в первый раз. Значит, это уже не случайность».
— Глеб, почему же ты пропустил одно слово? — прошептал я. — Объясни, пожалуйста, если тебе не трудно. Подумай хорошенько, не торопись.
— Я?.. Слово?.. Какое?
— Всего только одно. Но очень существенное!
Я взял «мемориальную крышку» в руки.
— Написано вот что: Здесь в течение одного года, трех месяцев и семи дней была придумана и написана повесть «Тайна старой дачи». А ты слово «придумана» пропустил. Почему? Соберись с мыслями… Не торопись.
— Я не заметил… Не обратил…
— Оба раза? Одно и то же слово? Согласись, дорогой, странное совпадение!
— Не обратил…
— Два раза?
— Два…
— А может быть, целых три?
— Нет… только два…
— Прости, дорогой, тебе изменяет память. Первый раз ты не заметил это слово еще там, в городе. Когда говорил мне, что все было на самом деле — вся история с Дачником. А оказывается, Гл. Бородаев ее придумал. Зачем же ты мне сказал, что Дачник здесь действительно жил и пропал в новогоднюю ночь? Не тот, придуманный твоим дедушкой, а какой-то настоящий, живой, так сказать, человек? Взял и исчез… Зачем ты это сказал? И Племянника подучил сказать то же самое? Подумай хорошенько, не торопись…
Глеб не торопился. Он молчал.
— Так-так-так… — сказал я уже с плохо скрываемой угрозой.
— Хорошо… Я тебе… всю правду…
— Вот именно: правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!
— Иначе бы ты сюда… А так тебе сразу стало… И другие поехали…
— Подведем некоторые итоги, — сказал я. — Значит, ты очень хотел, чтобы мы сюда приехали. И чтобы заинтересовать нас, сказал, будто все произошло здесь, на этой даче, в самом деле, а не было придумано дедушкой.
— Ну да…
— А почему ты так уж сильно хотел, чтобы мы приехали?
В это время подошла Наташа. И тихо сказала:
— Алик, осталось совсем мало времени.
— Считай, что ты уже на пути к своей маме! — воскликнул я. — Скоро она обнимет тебя…
Покойник услышал мои слова. И не то с надеждой, не то с сомнением произнес:
— «Темницы рухнут — и свобода нас встретит радостно у входа…»
Страх, значит, еще не отшиб ему память: он помнил стихи Пушкина, правда, не совсем точно, но помнил…
— Да, встретит! — подтвердил я. — Еще несколько минут — и я выведу вас отсюда…
— Как Данко? — спросил Покойник.
Острая наблюдательность подсказала мне, что он сомневается. Захотелось скорее поразить всех своими находками и открытиями.
— Ты помнишь фразу из