Первый черновик они закончили через девять недель – при этом работали отдельно. Вторая редакция заняла еще четыре месяца, авторы старались превратить свои дикие, лишь частично структурированные идеи в единое целое; Пеппер и Война поменяли пол, кроме того, авторы старались максимально улучшить сюжет. Гейман приехал в Сомерсет и остановился в коттедже Гайес, чтобы они могли закончить свое произведение. Он вспоминал, как однажды утром обнаружил двух голубей, каким-то образом ускользнувших из голубятни Терри и Лин и теперь в полнейшем ужасе носившихся по его комнате, и решил, что подобные вещи здесь происходят постоянно (если верить Пратчетту, подобные вещи ни разу не случались с другими гостями).

Им еще оставалось решить последнюю проблему: изменить название романа. По мере того как развивалась книга, Вильям стал Адамом, а потому «Вильям Антихрист» вместе с отсылками к «Этот Вильям!», как и «Вильям Завоеватель», стали непригодны, а «Адам Антихрист» не давал тех ассоциаций, которые им требовались. Более того, не вызывало сомнений, что это уже не просто история Адама – полный список персонажей в начале книги сделал это очевидным. Так или иначе, но героями книги стали Кроули и Азирафаэль. Именно Гейману принадлежит идея назвать книгу «Благие знамения» (Good Omens), скаламбурив на «Омене», тогда как Пратчетт настаивал на «Превосходныя и Недвусмысленныя Пророчества Агнессы Псих, Ведьмы». Они пришли к компромиссу, сделав вариант Пратчетта подзаголовком к книге, а в начале поставив более хлесткие слова: «Благие знамения: Превосходныя и Недвусмысленныя Пророчества Агнессы Псих, Ведьмы».

Удивительно, но «Благие знамения» стали единственным произведением в профессиональной карьере Пратчетта, которое он написал под влиянием момента.

Ведь даже «Людей ковра» он писал по договору, заключенному до начала работы, с согласия издателя. С «Благими знамениями» получилось иначе. Пратчетт и Гейман взялись за них по собственной инициативе, совместив с работой над другими книгами. Позднее Пратчетт назвал роман «летней работой». Книга была готова, но работа не завершена – Терри часто повторял, что произведение нельзя считать законченным до тех пор, пока его не прочла аудитория, этот инстинкт он приобрел, когда был журналистом. Круг должен замкнуться. Пришло время искать издателя.

К их удовольствию, «Благие знамения» привели к одной из самых возбуждающих издательских традиций – аукциону. Права выставили на аукцион американские агенты Геймана из Writers House, в Великобритании безоговорочную победу одержал Gollancz, издание в мягкой обложке досталось Transworld/Corgi. Обе компании не хотели, чтобы один из их самых ценных талантов перешел к конкурентам. Интерес других издательств привел к более высокому авансу, чем привык Пратчетт, – весьма солидной сумме в сто пятьдесят тысяч фунтов, которую соавторы поделили поровну. Пратчетт был в восторге, в то время как Гейман, естественно, старательно преуменьшал успех, хотя трудно поверить, что автор, продавший свой первый роман за семьдесят пять тысяч фунтов, не мог в глубине души не танцевать джигу.

С издателем из США, Уоркменом, купившим права на книгу в твердой обложке, был заключен дополнительный договор. Пратчетта не слишком хорошо знали в США, в то время как «Песочный человек» принес Гейману колоссальный успех и он стал за океаном серьезной силой. Вот почему в США авторами значились: «Нил Гейман и Терри Пратчетт», в то время как в Великобритании, где Пратчетт был широко известен, его фамилия стояла на первом месте.

«Благие знамения» рекламировались с таким подзаголовком: «Смешнее, чем Стивен Кинг, страшнее, чем Том Шарп»; книга имела успех по обе стороны Атлантики. «Невероятно смешно… теологические дебаты превосходят даже “Житие Брайана”. Читать “Благие знамения” одно удовольствие, вы будете все время смеяться» – так, задыхаясь от смеха, писал Time Out. Впервые работа Пратчетта привлекла внимание солидных американских газет. И, хотя Джо Квинан из The New York Times просто возненавидел книгу: «огромное количество студенческого дерьма и вторичных научно-фантастических клише[184]», The Washington Post выдала восторженное: «Это нечто!», а The San Diego Tribune в своем обзоре просто вибрировала от восторга: «Паровой каток глупости, заставивший меня громко хихикать». Когда Пратчетт и Гейман отправились в рекламное турне по США и Великобритании, они поняли, что создали нечто, глубоко задевшее читателей.

За многие годы их нечасто просили поставить автограф на новенький экземпляр «Благих знамений», если только это не был подарок или замена утраченной книги. Чаще всего им протягивали потертые книжки в мягких обложках с мятыми и загнутыми страницами, иногда заклеенные липкой лентой или распухшие после попадания в воду в ванне или бассейне отеля. «Благие знамения» стали романом, который любили по-настоящему, перечитывали снова и снова, одалживали друзьям и покупали для подарков. Сарафанное радио работает быстро, и вслед за популярностью поднялась волна любви. До конца их карьеры редко случалось, чтобы во время интервью им не пришлось подписывать книгу или отвечать на вопросы о ней и о том, как они работали вместе. Вишенкой на торте стали две номинации: «Лучший роман мирового фэнтези» и «Лучший роман фэнтези» в престижных премиях Локуса.

Рекламный тур с «Благими знамениями» помог укрепить их дружеские отношения. Одно дело писать книгу в соавторстве, но несколько недель, проведенных вместе, и жизнь в соседних номерах помогают узнать друг друга по-настоящему. У них постепенно появилось умение выступать перед аудиторией, они соревновались в остроумии друг перед другом, надевали шляпу Терри и пиджак Нила на стулья, чтобы показать, как настоящий писатель работает над книгой, – они назвали эту композицию «Нил-и-Терри». В номере отеля на конвенте World Fantasy Con в Сиэтле, за несколько месяцев до выхода книги, Пратчетт ругал Геймана за опоздание («мы с твоей мамой очень беспокоились»), а потом они лежали на своих двуспальных кроватях в темноте и планировали продолжение, предварительно – и блистательно – назвав его «668, Сосед Зверя» (668, The Neighbour of the Beast). Тур был полон приключений, которые оба вспоминали с нежностью – особенно то, как им пришлось сохранять серьезные лица во время радиоинтервью в Нью-Йорке, потому что ведущий решил, будто книга есть фактическое описание жизни старой ведьмы, чьи пророчества оказались верными. В одном из отелей телевизор Геймана показывал только порнографию, а Пратчетта – единственный сериал «Мистер Эд» (Mr Ed) и приключения, которые Терри таинственным образом называл «время, когда мы встретили “женщину-паука”». В Сан-Франциско они решили пойти пешком на радиоинтервью и опоздали на сорок минут, в ярости на самих себя за то, что не сумели правильно определить расстояние. Гейман написал об этом в предисловии к «Опечаткам» – тогда он впервые увидел тлеющий гнев, скрытый под покровом веселого поведения его друга и являющийся источником топлива для его лучших работ.

Переговоры по поводу возможной экранизации «Благих знамений» начались еще до того, как роман появился на прилавках. Фильм просто напрашивался, ведь в книге было так много трогательных сцен и привлекательных персонажей, что Голливуд сразу обратил на нее внимание, чему способствовала The Washington Post, написавшая, что «это будет дьявольски хороший фильм». Издатели послали книгу звезде «Монти Пайтона» и культовому режиссеру Терри Гиллиаму, рассчитывая, что он выдаст подходящую цитату для обложки, чтобы она оказалась рядом со словами Клайва Баркера и Джеймса Херберта[185].