— Последний вопрос. Что с девушкой? С Камиллой.

Старик улыбается.

— Ею по очереди занимаются два моих человека. Не знаю, как еще мы могли бы ее использовать. Сахар по-прежнему не хочет, чтобы я ее трогал. Я имею в виду, с научной целью.

— Он прав.

— Почему?

— Не забывайте, она — хорошее средство давления на Сёкса. Мертвая или просто покалеченная она станет для нас совершенно бесполезной.

Лапорт-Доб ухмыляется.

— Вы не пожалеете.

— Я никогда ни о чем не жалею. Ты в этом деле можешь только проиграть, а я — только выиграть. При любом раскладе. Между нами пропасть, Лоик. Такая огромная, что у тебя не хватает ума правильно оценить ее глубину. Можешь идти.

ПРИВА,

18 ноября 2007

Натану снится тот же кошмар. Каждый раз появляются новые детали. Происходят незначительные изменения. Но фабула сна и его конец всегда одни и те же. Он висит в воздухе, а под ним — море мочи, которое стремится выкачать из него энергию и наводнить его внутренности паразитами через пенис. Иногда жидкость кипит, в других случаях — тверда и холодна, как металл. Паразитами оказываются то липкие гусеницы, то полупрозрачные черви, то суетливые паукообразные. Видения становятся все короче, но с каждым разом очертания насекомых вырисовываются отчетливее.

Только однажды их заменили маленькие белые мыши с красными глазами. У Натана возникло ощущение, что он может узнать точное количество грызунов, которыми кишит поверхность жидкости. Он четко осознавал, что мышей можно сосчитать.

«Число человеческое», — не раз шепнул ему чей-то голос, пока животные методично раздирали его внутренности.

— Какое число?

Голос ответил:

— Это число знают все. И ты тоже. Ты должен показать свою мудрость и ум и найти ответ. Повторяю тебе, число известно всем, ибо это число Зверя, число человеческое.

Голос умолк.

Камилла дрожит, сидя на матрасе в позе зародыша. Она больше часа оттирала тело с водой. Чтобы смыть следы рвоты. Чтобы в очередной раз отмыться после двух подонков, которые день и ночь сторожат ее дверь, не давая ей и трех часов покоя. Чтобы содрать с себя их грязь, их пот, смешанный с ее потом, их клейкую сперму. Эти десять дней она провела в аду.

Матрас воняет мочой. Белье меняют каждый день, но она не может сдержаться и добежать до небольшого унитаза, стоящего справа от раковины. Живот сводит от страха, и она ходит под себя. А успокоившись, возвращается к раковине и опять наполняет желудок водой. И все начинается заново. От этого ритуала ей становится легче, она и сама не очень понимает, почему. Своеобразный способ очистить тело изнутри с помощью большого количества воды.

Камилла осунулась, похудела, волосы нечесаные. У нее отобрали одежду. Каждый день она мастерит себе платье из простыни. От одного только ощущения наготы желудок сводят болезненные судороги.

А со вчерашнего дня — никого.

Они больше не возвращались.

Ей лишь просунули еду через специальное отверстие в двери. В любом случае, она ничего не может проглотить. Все, что она съедает, через минуту выходит наружу. Она задается вопросом о том, когда вернутся ее палачи. А они вернутся, в этом она уверена. Но потом начинает сомневаться. В какую извращенную игру они с ней играют? Она совсем утратила способность думать. Десять дней страданий уничтожили ее.

Тем не менее Камилла продолжает то и дело ходить к раковине и до крови драить кожу.

Тереть, тереть, тереть сильнее.

Проходит два, три дня — никого. У нее возникают сотни вопросов.

«Жив ли Натан? Как долго еще ей оставаться здесь и терпеть все это?»

Внезапное прекращение физических мучений успокаивает ее и в то же время сводит с ума. Она хочет повеситься и скручивает из простыней импровизированную веревку, но не находит, где ее закрепить. Думает, как бы перерезать себе вены. Еду приносят без приборов, на металлическом подносе, и она пытается смять или разломить его, чтобы получилось холодное оружие, но тщетно. Пробует вонзить сложенный поднос себе в шею, но охрана проявляет бдительность и отнимает его. Тогда она начинает запихивать в горло простыни, надеясь, что задохнется, но снова вмешиваются охранники и уносят их. В конце концов она решает больше не есть. Без толку. Приходит мужчина в белом халате, с бегающими глазками, и насильно кормит Камиллу, пока ее крепко держат два охранника.

Ее тело ей больше не принадлежит.

Свернувшись клубком, Камилла плачет с громкими всхлипами. Ничто уже не может сдержать ее слезы. Литры соленой воды. Целый ручей, река, океан.

Натан открывает глаза. Ему лучше. Шея уже не болит. Мигрень прошла, он впервые спал без кошмаров. Заточение не так уж пугает его. Он с удивлением осознает, что даже неплохо переносит его. Для него нет ничего нового в том, чтобы часами сидеть или лежать, погрузившись в размышления. Обычно в минуты сильной усталости или задумчивости он почти не двигается, сидя за письменным столом или лежа на кровати. Конечно, сама мысль о заключении приводит его в дикую ярость, но ему удается подавить этот порыв и сконцентрироваться на анализе ситуации.

Через несколько минут охранник просунет в окошко завтрак.

«Хочется есть».

Натан быстро сообразил, что раз его держат здесь и так хорошо с ним обращаются, то относительно него не было принято никакого радикального и окончательного решения. На первый взгляд можно даже сказать, что он под защитой у своих тюремщиков. Ни пыток, ни побоев, ни внезапных посещений днем или ночью, ни особых приемов, ни резкого сигнала побудки или оглушительной музыки, призванных расшатать его нервную систему. Пища хорошая, сбалансированная. Он пьет достаточно. И даже получает по бокалу вина с каждой порцией еды.

«Они берегут меня».

Гзавье Лапорт-Доб.

Его начальник или начальство.

С первого взгляда на старика Натан понял, что тот действует не от своего имени, что он подотчетное лицо, а не главное звено цепи. При необходимости старик уже нанес бы ему визит. Значит, они ждут кого-то. Шефа, ответственных за финансы, акционеров или кого-то в этом роде.

«Может, дело просто в деньгах».

В любом случае, отчитаться предстоит серьезно. Они подвергаются огромному риску, удерживая его в плену. Гренобльская полиция в курсе его действий. После убийства Бахии и Александра университет наверняка должен был заявить о его исчезновении.

Остается узнать, что стало с Лорой и Камиллой. Но и тут у него не так много сведений. Исходя из того, что они с Камиллой родственники, он предполагает, что она еще жива. Когда придет время переговоров, она будет полезным средством давления. С какой бы стороны Натан ни рассматривал этот вопрос, на ум приходит только такой ответ, он кажется очевидным. И успокаивает его. Натан не может представить себе тело Камиллы, искромсанное ножом. Эта мысль ему невыносима.