был:

Очарование и сладость, внезапные и странные,

Возникшие из ниоткуда лица, пленяющие глаза и губы,

Приблизились к нему под руку с красотою в качестве ловушки,

140. И каждой своей чертой они скрывали смысл смертоносный,

Ибо могли в мгновение ока опасно измениться.

Лишь он один увидел эту скрытую атаку.

Покрылось пеленою внутреннее видение,

Присутствовала сила там, которая скрывала свои ужасные шаги;

145. Всё было ложным там, хотя считало себя истинным;

Всё было там осаждено, но об осаде не подозревало,

Ибо увидеть творцов падения никто не мог.

Осознавая мудрость темную, ещё держащуюся в тайне от него,

Которая была гарантом и печатью силы этой,

150. Он шёл по следу трудноразличимому шагов каких-то жутких,

По следу, в ночь ведущему, туда, откуда этот след когда-то вышел.

Ничейной, незастроенной земли достиг он:

Любой сюда войти мог, но никто надолго там не оставался.

Это было ничейное пространство злой атмосферы,

155. И не единого на нём жилища не было – соседство было слишком близким

С мирской землей и адом, оно пространством было пограничным между ними.

Властителем Природы была там Нереальность:

Здесь, в этом месте, истинным ничто быть не могло,

Поскольку было совсем не тем, чем быть претендовало -

160. Было роскошной видимостью, оберткой лицемерной пустоты.

Однако, ничто не признавало здесь свой собственный обман -

Даже сама та Нереальность, с её двуличным сердцем:

Обширная иллюзия была законом всех явлений в этом месте;

Они существовали здесь благодаря этой иллюзии.

165. В пространстве этом бестелесное Ничто дало гарантию

Фальшивости всех форм, которые Природа эта приняла и сделала,

Чтобы они, хотя б недолго, казались всем живыми, реально существующими.

Магия, взятая взаймы, добыла их из Пустоты;

Они себе присвоили и облик, и материал, которые им не принадлежали,

170. И цвет изобразили, который не могли иметь,

Отображая лишь фантом реальности.

Любой блеск радужный был яркой ложью;

Роскошному лицу была подарена воображаемая красота.

Не сохранилось ничего, на что бы можно было положиться:

175. Радость питала слезы, добро испытывало зло,

Но никогда никто от зла не получал добра:

Любовь быстро кончалась ненавистью, блаженство убивалось болью,

И в вероломство превращалась Истина, а смерть рулила жизнью.

Та Сила, что смеялась над бедами этого мира, -

180. Насмешка, соединявшая противоречья

И бросившая их в объятия друг к другу, чтоб состязаться, -

Кривила гримасу ужаса на лике Бога.

Её влиянье отчужденное воздействовало повсеместно

И оставляло на душе тот самый след раздвоенных копыт;

185. Изломанное сердце и странная унылая улыбка

Осмеивали жизнь в дурной комедии.

Оповещающая о пришествии опасной Формы,

Зловещая походка смягчала свои ужасные шаги,

Чтобы никто не мог понять происходящее или насторожиться;

190. Ничто неслышно было, пока чудовищная хватка не оказывалась рядом.

Или, наоборот, всё говорило о божественном приходе,

Пророчество витало в атмосфере, небесная надежда

Воспринималась благою вестью, смотрелась новою звездой.

Был виден Демон, облаченный в свет;

195. Казался ангелом с небес он, несущим помощь:

Неправду он вооружал Писанием Священным и Законом;

Обманывал он здравым смыслом, а душу – добродетельной трясиной,

И вёл дорогой в «небеса» к погибели.

Он щедро раздавал всем ощущенье силы и восторга,

200. И если изнутри вдруг возникало предостережение,

Он ухо утешал сладко звучащим голосом,

Или бросал ум очарованный в его же собственную западню;

Его безжалостная логика ложь представляла истиной.

Избранника ошеломляя благочестивой эрудицией,

205. Он изъяснялся тем самым гласом Бога.

Та атмосфера была напоена предательством и хитростью;

Речения об истине были уловкой здесь;

В улыбке пряталась засада, опасность прикрывалась

Безопасностью, входною дверью сделалось доверие:

210. С глазами правды, смеясь, пришла неправда;

Любой знакомец превращался во врага или шпиона здесь,

Рукопожатие таило в рукаве удар кинжала,

Объятие становилось клеткой железной Рока.

Опасность и страдания преследовали крадучись трепещущую жертву

215. И мягко говорили как с робким другом:

Атака проводилась внезапно, бешено, невидимо;

При каждом изменении страх сердце заставлял усиленно стучать,

Взывая страшным мученическим голосом;

Молил он о спасении, хотя никто не приходил.

220. Здесь все ходили очень осторожно, поскольку смерть была поблизости;

Однако эта осторожность представлялась совсем напрасной,

Ибо всё то, что всеми оберегалось, оказывалось в сетях смертельных,

А если после долгих ожиданий спасение приходило

И приносило радостную, утешающую, обезоруживающую силу,

225. Оно служило приятным переходом к судьбе гораздо худшей.

Ни передышки не было, ни места для отдыха надежного;

Никто не смел вздремнуть или на время руки опустить:

Это был мир сражений и сюрпризов всевозможных.

Любой, кто был там, жил только для самого себя;

230. Все воевали против всех, с единой ненавистью

Кидаясь на умы, искавшие каких-то высоких благ;

Изгнали истину, чтобы она не смела даже голос подавать

И ранить сердце тьмы своим сиянием,

Или чтоб не могла она нести свет знания и поносить

235. Ту неизменную анархию установившихся явлений здесь.

Затем картина изменилась, при этом сохраняя сущность страшную:

Меняя форму, жизнь осталась той же самой.

Пред Ашвапати простиралась некая столица без государства:

В ней не было правителя, лишь только конфликтующие группы.

240. Увидел в ней он город древнего Неведенья,

Который был основан на земле, не ведающей Света.

Там каждый в темноте своей блуждал поодиночке:

Согласны были все там различаться лишь в направленьях Зла,

Жить собственной, своей особой жизнью для самого себя

245. Или в жизнь претворять простую ложь, неправду;

Там повелителем на царском троне сидело Эго,

А рядом, в качестве супруги и царицы сидела Ложь:

Мир этот развернулся к ним, как Небо – к Истине и Богу.

Несправедливость утверждала здесь своими нерушимыми законами

250. Державные весы легализованной торговли самой Ошибки17,

Но взвешивания все были фальшивыми и никогда не совпадали;

Она, с её весами и мечом, всегда следила,

Чтоб ни одно кощунственное слово сомнению не подвергло

Святые для неё догматы её плохого руководства.

255. Высокими делами хвастая, везде гуляло своеволие,

И шествовала эта вольность, болтая о порядке и правах:

Но алтаря, воздвигнутого в честь Свободы, там не было;

Свободу настоящую травили там и ненавидели,

Терпимость и гармонию нельзя было нигде увидеть, поскольку группа

260. Каждая провозглашала собственный зловещий неприкрашенный закон.

Рамки учения любого раздувались при помощи библейских правил,

Или теория, которую превозносили и которой страстно поклонялись,

Сводом священного закона представлялась Небес божественных.

Формальный ритуал, в броню железную одетый,

265. Давал жестокому и грубому воинственному роду,

Наружу извлечённому из диких недр земли,

Суровую и гордую уравновешенность прямого благородства,

Гражданскую позицию неумолимую и грозную.

Но