– На самом деле для человека опытного любой предмет в руках может быть достойным оружием, а таскать такую тяжесть с собой постоянно нет никакого смысла. А вот расколоть хорошее поленце на мелкие щепки чем угодно не удастся. – Он улыбнулся не глядя никуда, словно глаза его отдыхали, производя впечатление зашторенных окон в хорошо освящённом доме.

– Нам обязательно сегодня идти назад? Кажется, силы меня покинули окончательно. Я боюсь, что не дойду. – Спросила Дора.

– По крайней мере очень желательно. И дома Вас начнут искать если Вы не вернётесь до вечера. Будет переполох. Здесь оставаться не хорошо, это место может стать очень опасным. – Мягко, как неразумному ребёнку проговорил Гавриил.

– Но это же домик моего отца, мы закроем все двери и окна, просидим здесь до утра как мышки. Я уверена, что ничто и не кто не сможет нам навредить здесь.

– Вы недостаточно хорошо знаете своего отца. Есть вещи при соприкосновении с которыми человек не подготовленный может повредится, а Ваш отец постоянно имеет дело с такими вещами. Очевидно, что он не готовит вас себе в преемницы.

Дору разозлило его «очевидно» и она съязвила:

– Но с Вами то мне нечего боятся.

Он, не распознав сарказм, ответил почти наивно.

– Ваше доверие льстит мне.

Но она восприняла его ответ как высокомерную чопорность, растянулась на лавке повернув голову лицом к стене. В печи затрещала растопка, облачко дыма ворвалось в комнату сквозь щель в дверце. Домик словно начал просыпаться, как маленькая рыбка всю зиму закованная в лёд, а потом с наступлением весны вновь ожившая. «Пока закипит чайник, мы потеряем ещё много времени». – Размышлял Гавриил.

Молчаливое поведение Доры стало для него наконец очевидным. «Обиделась». – Подумал он, вздохнул про себя, мол опять я наступил на те же грабли и пошёл к ней. Вначале просто для того, чтобы поговорить и может извинится если выяснится, что он действительно сделал что-то не так. Но подойдя в плотную обнаружил у неё сильный жар. От прикосновения его руки ко лбу она дернулась, но потом ощутив приятную прохладу его ладони расслабилась и доверительно обмякла.

Дора не чувствовала себя настолько плохо что бы у неё поднималась высокая температура и в растянутой лодыжке не могло быть никакого воспаления. Но присущая ей от природы эмоциональная подвижность в купе с усталостью, в её случае, иногда приводили к таким последствиям как повышенная температура или непредвиденный обморок. Гавриил к этому симптому отнесся весьма серьёзно и заподозрив опасную болезнь решил перестраховаться.

– Похоже сегодня нам придётся ночевать здесь. Идти в обратный путь сейчас действительно опасно.

Дора внутренне просияла и сразу начала ощущать прилив сил и хорошего настроения. Но Гавриил неожиданно спросил:

– Доротея, я единственного не понимаю до сих пор. Почему Вы повели нас в эту избушку?

– Вы просили укромное место! – Досада снова начала приливать к вискам, наполняя голову стуком маленьких молоточков.

– Укромное, но не опасное. Я честно говоря действительно не уверен имеем ли мы право оставлять здесь Каната. Его надо было спрятать на день другой, пока мы не сможем без опасения передать его родственникам, а теперь получается, что завтра разумней опять забрать его с собой назад.

– Да что с Вами вообще такое?! Вы же не объяснили мне, что надо и что с ним случилось. Я думала нам необходимо его спрятать на долго. Откуда мне вообще было знать, что Вам нужно. Вы молчите как истукан и, наверное, предполагаете у меня способность читать Ваши мысли. Но представьте себе я такой не обладаю!

С тем что в её возмущение есть зерно правды Гавриил не мог не согласится. «Видимо я слишком долго не общался с людьми». – Подумал он, а в слух сказал примирительно.

– Да, возможно в этом есть доля моей вины.

– Доля!?

Дора развернулась лицом в его сторону раскрасневшимся от жара и возмущения, села на лавке и забыв о больной конечности почти кричала:

– Я полностью доверилась Тебе! – Незаметно для себя она перешла на ТЫ. – Рассказала, как есть, что избушка в лесу, в укромном месте. Тащилась с больной ногой и полной сумкой только потому, что ты сказал так надо. Я этому идиоту Канату не стала бы помогать и за деньги, а теперь ты говоришь мне, что это всё было бессмысленно. Больше того я сама виновата и затащила нас в опасное место, пребывание в котором теперь мешает твоим планам.

Гавриил сидел молча, пил чай тихонько похлёбывая из большой расписной пиалы. «Надулся». – подумала Дора. – «Ну и пусть. Ему полезно». Она, чувствовала наконец своё моральное преимущество, смотрела на него прямо покачивая ножкой, изучая выжидала.

«Совсем ты опростился Гаврюша». – Думал Гавриил. «В годы твоей славы на тебя не повышал голос даже император. Но в целом ты заслужил такое обращение. В те времена ты и не допускал таких промахов как сейчас».

Гавриил почти допил свою пиалу чая, у Доры хватило характера не менять позу и не отводить взгляда. Возможно, поэтому, после последнего глотка он пожал плечами и сказал:

– Значит остаёмся. Но ночь может преподнести нам неожиданности. А завтра надо забрать отсюда Сильвестра и идти обратно: к его родственникам и главе города. А там будь что будет.

– Завтра ещё скачки и мы не должны их пропустить! – Дора чувствовала себя уже почти здоровой.

– Мне кажется, это может быть не обязательно. – Заметил дипломатично Гавриил.

– Ещё как обязательно, там весь город соберётся, и глава тоже должен быть. Так что туда и пойдём первым делом. Это общегородское событие. Там будут все.

Гавриил не спорил, он налил себе вторую чашку чая и поухаживал за своей спутницей. Морально нравственные силы его были на исходе. Тоска и одиночество в совокупности с само-разочарованием давно уже подтачивали его изнутри. За долгие годы своих странствий он впервые нашёл нормальное человеческое место, в котором жили хорошие приветливые люди. Но его интуиция подсказывала ему, что мир и покой этого города на гране разрушения. Ощущение неизбежности страшных событий, надвигающихся из-за горизонта не далёкого будущего угнетало его, не давало спокойно смотреть на окружающий мир. Ум метался в попытках найти верную комбинацию действий, но каждый раз натыкался на непреодолимое препятствие, уничтожающее все попытки разума. С одной стороны, последовательность грядущих событий открывалась для него с очевидной неизбежностью, с дугой, предпринимаемые им усилия разбивались о рифы мелких шероховатостей.

Погружённый в свои мысли он опять услышал настойчивый вопрос, не один раз уже задаваемый Дорой.

– Ты, – она все-таки решила остановится на этой форме обращения, – может расскажешь наконец кто