Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До прибытия нового спутника, — отозвался я.
— Да, нам показали грандиозное зрелище, — кивнула Садасса. — И мы наблюдали его с самой выгодной позиции. Такое не забывается. Пусть даже все станции в этом секторе угаснут навеки — мы запомним увиденное. Ведь спутник передал нам самое сокровенное знание о природе вещей, о вселенной как живом мозге, где клетки связаны друг с другом. И мы называем этот мозг… — Она улыбнулась мне. — Вот почему ты увидел фигуру Афродиты. В ней причина того, что триллионы станций находятся в гармонии.
— Да, в гармонии и согласии, несмотря на разделяющее их расстояние, — подтвердил я.
А называем мы эту скоординированную систему передающих и приемных станций, подумал я, называем мы ее ВАЛИС. Это наш друг, который не может умереть. Его любовь сильнее любых властителей. И она никогда не иссякнет.
Садасса откашлялась.
— Когда, по-твоему, будет готова пленка с записью?
— Думаю, в конце месяца.
— А мастер-диск?
— Вскоре после пленки. Но моя работа заканчивается изготовлением и утверждением записи.
— Будь уверен, — мрачно сказала Садасса, — они могут появиться в любой момент и захватить штамп. Прямо в процессе изготовления тиража.
— Знаю. Мы перемешаем чистые штампы и штампы с нашим материалом для подсознательного усвоения. Может быть, нам повезет и они захватят чистый.
— Кстати, — сказала Садасса, — пожелай мне удачи. В последний день месяца я иду к врачу — узнать, продолжается ли ремиссия.
— От всей души желаю тебе счастья.
— Спасибо. Я немного волнуюсь. Видишь ли, я продолжаю терять вес… Никакого аппетита. Похудела до девяноста двух фунтов. А теперь, когда спутника больше нет…
Она слабо улыбнулась.
Я обнял ее и привлек к себе — легкую и хрупкую, как птенец. А потом поцеловал — в первый раз. Она прижалась к мне.
— Они арестуют твоего друга Фила, — сказала Садасса. — Сочинителя научно-фантастических романов.
— Знаю.
— Ты думаешь, оно того стоит? Его карьеры и твоей?
И его жизни…
…И его жизни и моей. Мы оба погибнем.
— Ты думаешь, оно того стоит? — спросил я. — Твоя гибель, гибель твоей семьи и друзей?
— Дело должно быть сделано, — сказал Николас.
— С какой стати? — Я требовал объяснений. Именно в это время я писал новый роман, лучший из всех мною написанных. — Скажи мне, Николас, что содержится в материале, который ты намерен записать на диск?
Мы сидели на трибуне анахаймского стадиона и следили за игрой «Ангелов». Мой последний бейсбольный матч, подумал я с грустью, потягивая пиво из бутылки.
— Информация, которая со временем приведет к падению Фримонта, — ответил Николас.
— Никакая информация не в состоянии этого сделать, — сказал я. У меня не было столь наивной веры в силу слова — сказанного или написанного. — А кроме того, полиция не допустит распространения записи. Им наверняка все известно.
— Так всем кажется, — отозвался Ник. — Но мы должны попытаться. Я не исключаю, что только один человек из ДАНа, ретивая Вивиан Каплан, вцепилась в нас, надеясь нагреть на этом руки. Полиция, возможно, и не разделяет ее подозрения.
— Полиция подозревает всех и всегда, — возразил я.
— Наш славный президент, — сказал Ник, — является тайным агентом коммунистической партии.
— Это голословное обвинение или у тебя есть доказательства?
— Мы в эту запись вмонтируем имена, даты и Бог знает что еще. Вполне достаточно, чтобы…
— Но у вас нет документальных доказательств, — прервал его я.
— Зато мы знаем многие детали. Слушатели воспримут их на подсознательном уровне.
— И вы зальете этой информацией всю Америку?
— Именно.
— И в одно прекрасное утро все проснутся и начнут петь: «Красный Фримонт, красный Фримонт, Белый дом не для тебя!»
Николас кивнул.
— Из миллиона глоток. Из пятидесяти миллионов. Из двухсот миллионов глоток. «Красный Фримонт…»
— Это вовсе не шутка, — резко оборвал меня Ник.
— Еще бы, — сказал я. — Какие уж тут шутки. Речь идет о наших жизнях. Правительство изготовит любые фальшивые документы, чтобы опровергнуть тебя — если, конечно, вообще обратит на это внимание.
— Все данные абсолютно правдивы. Фримонт — агент Москвы. По сути дела, идет скрытый коммунистический переворот, бескровный и незаметный. Мы располагаем фактами.
— Вот это да! — До меня начинал доходить смысл. — Неудивительно, что Советский Союз не критикует нашего президента.
— Он им по вкусу.
— Что ж, действуй.
— Ты согласен? — Николас пристально посмотрел на меня. — Я должен был рассказать тебе все. Она так считает.
— А Рэйчел ты рассказал?
— Собираюсь.
— У Джонни будут другие родители, — сказал я. И подумал, что кому-то другому придется написать великий научно-фантастический роман. — Действуй, — повторил я. — Изготовьте миллион дисков. Два миллиона. Отошлите по экземпляру каждой американской радиостанции. Отправьте их в Канаду, в Европу, в Южную Америку. Продавайте диски за восемьдесят пять центов. Раздавайте их в супермаркетах. Оставляйте у дверей. Благословляю вас. Если хотите, я вставлю этот материал в свой новый роман.
— Нет, этого мы не хотим, — отозвался Ник.
— Вами руководит ВАЛИС? Он направляет ваши действия?
— ВАЛИСа больше нет, — ответил Николас. — Его поразила ядерная боеголовка.
— Знаю, — сказал я. — Тебе его не хватает?
— Более, чем я могу выразить словами. До конца жизни я не услышу его, не услышу ИИ-оператора.
— Старина Мояшка, — заметил я.
— Как славно быть ведущим астрофизиком и сбивать с орбиты все объекты, которые ты не смог постигнуть и объяснить.
— Тем не менее данные о Фримонте вы получили.
— Да, мы их получили, — подтвердил Ник.
— Ты теперь в Арампрове, — сказал я, догадавшись, какая организация кроется под этим «мы».
Николас кивнул.
— Ко мне приходила Вивиан, — сказал он.
— Вивиан? С какой целью?
— Расспрашивала о записи, над которой мы работаем.