Уилл, что ты с нами со всеми сделал?

– Луиза, нам, наверное, уже пора. – Лили демонстративно посмотрела на часы. – Ты ведь сама говорила, что не хочешь попасть в пробку.

Я удивленно уставилась на нее:

– Но…

– Ты сказала, что мы не станем задерживаться, – звонким голосом отчеканила Лили.

– О да. Движение здесь очень плотное, – поднялась с места миссис Трейнор.

Я сердито посмотрела на Лили и уже открыла рот, чтобы возразить, но тут зазвонил телефон. Миссис Трейнор вздрогнула, словно этот звук был ей незнаком. Она растерянно посмотрела на нас, явно мучаясь сомнениями, стоит ли брать трубку. А затем, когда не реагировать на звонок уже стало просто неприлично, она извинилась и прошла в другую комнату, чтобы ответить.

– Что ты делаешь? – наехала я на Лили.

– Мне кажется, так нельзя, – с несчастным видом ответила Лили.

– Мы не можем уйти, не сказав ей правды.

– Я не могу. Не сегодня. Это все как-то…

– Да, я согласна, тебе сейчас страшно. Но, Лили, посмотри на нее. Мне кажется, что, если ты скажешь правду, ей действительно станет легче. Ну так что?

У Лили от удивления расширились глаза.

– Какую правду вы хотите мне сказать? – Миссис Трейнор застыла как каменная у двери в маленькую прихожую. – Что именно вам надо мне сообщить?

Лили посмотрела на меня, потом перевела взгляд на миссис Трейнор. Я почувствовала, как время словно остановилось. Лили проглотила ком в горле и выставила вперед подбородок:

– Что я ваша внучка.

– Моя… кто? – чуть помолчав, спросила миссис Трейнор.

– Я дочь Уилла Трейнора.

Ее слова эхом разнеслись по маленькой комнате. Миссис Трейнор перевела на меня взгляд, будто желая проверить, не разыгрываем ли мы ее.

– Но… этого не может быть.

Лили обиженно попятилась.

– Миссис Трейнор, я понимаю, что это для вас настоящий шок… – начала я.

Но миссис Трейнор меня не слышала. Она свирепо уставилась на Лили:

– Откуда у моего сына могла взяться дочь, о которой я ничего не знала?

– Потому что мама никому не говорила, – прошептала Лили.

– Все это время? Как такое могло оставаться тайной все это время? – Миссис Трейнор повернулась ко мне. – А вы знали об этом?

Я судорожно сглотнула:

– Именно поэтому я вам и написала. Лили сама меня нашла. Ей не терпелось узнать о своей семье. Миссис Трейнор, мы вовсе не желаем причинить вам боль. Просто Лили хотела познакомиться с бабушкой и дедушкой, а с мистером Трейнором получилось не совсем удачно…

– Но Уилл бы обязательно мне сказал, – покачала головой миссис Трейнор. – Я это твердо знаю. Он ведь был моим сыном.

– Если вы мне не верите, я готова сдать кровь на генетический анализ, – скрестив руки на груди, заявила Лили. – Но мне от вас ничего не нужно. Я не собираюсь у вас жить и вообще. У меня есть собственные деньги, если это то, о чем вы думаете.

– В данный момент я ни о чем не… – начала миссис Трейнор.

– И не надо так испуганно на меня смотреть, – перебила ее Лили. – Словно я источник заразы, которую вы случайно подцепили. Нет, я ваша внучка. Чтоб вы знали. Господи!

Миссис Трейнор медленно опустилась на стул, прижав трепещущую руку ко лбу.

– Миссис Трейнор, вам нехорошо?

– Не уверена, что я… – Миссис Трейнор закрыла глаза с таким отрешенным видом, будто целиком и полностью ушла в себя.

– Лили, думаю, нам пора. Миссис Трейнор, я оставлю вам номер своего телефона. Мы вернемся, когда вы успокоитесь и на досуге спокойно все обдумаете.

– Говори за себя. Я не собираюсь сюда возвращаться. Она считает меня лгуньей. Господи! Ну и семейка!

Лили окинула нас презрительным взглядом и ринулась к выходу, по дороге опрокинув попавшейся ей на пути ореховый столик. Я поспешно подняла столик и аккуратно поставила обратно упавшие серебряные коробочки. Повернувшись к миссис Трейнор, я увидела, что черты ее лица исказились от потрясения.

– Простите, миссис Трейнор. Я честно пыталась предупредить вас до нашего приезда.

На улице громко хлопнула дверь машины.

Миссис Трейнор тяжело вздохнула:

– Я не читаю писем неизвестно от кого. Мне приходили письма. Гнусные письма. В которых говорилось, что я… И теперь я на них не отвечаю. Там нет ничего, что я бы хотела услышать. – Она казалась растерянной, и старой, и очень хрупкой.

– Простите. Мне очень жаль. – Я схватила сумочку и бросилась вон.

Когда я села в машину, Лили мрачно сказала:

– Только ничего не говори. Просто помолчи. Договорились?

– Зачем ты это сделала? – Я села за руль, зажав ключи в кулаке. – Зачем надо было все портить?

– Как только она на меня посмотрела, я сразу поняла, что она обо мне думает.

– Она мать, которая так и не оправилась после потери сына. А мы только что нанесли ей новый удар. И ты наехала на нее, как танк. Неужели нельзя было спокойно подождать, пока она не переварит произошедшее? Почему ты всех от себя отталкиваешь?

– А что ты, черт возьми, обо мне знаешь?!

– Знаю достаточно и могу смело утверждать, что ты намеренно разрушаешь отношения с любым, кто с тобой сближается.

– Господи боже мой! Ты что, опять о своих дурацких колготках?! Где уж тебе понять! Ты вообще не разбираешься в человеческих отношениях. Сидишь сиднем в своей убогой квартире, куда никто не заходит. Твои родители как пить дать считают тебя неудачницей. У тебя кишка тонка даже бросить самую жалкую работу в мире.

– Ты не представляешь, как трудно в наше время найти работу. Так что не надо мне говорить…

– Ты неудачница! И что еще хуже, ты неудачница, которая считает себе вправе учить жить других. А кто дал тебе такое право? Ты сидела у папиной кровати, смотрела, как он умирал, и ничего не попыталась сделать. Ничего! Так что я сильно сомневаюсь, что ты хоть чуть-чуть разбираешься в том, как надо себя вести.

Тишина в машине была такой оглушительной, что у меня, казалось, заложило уши. Я сидела, тупо уставившись на руль. И ждала, когда ко мне вернется способность нормально дышать.

Затем я завела мотор, и мы в гробовом молчании проехали все сто двадцать миль до моего дома.

Следующие несколько дней я практически не видела Лили, что меня вполне устраивало. Но крошки и грязные чашки, которые я находила, возвращаясь с работы домой, говорили о том, что она по-прежнему обретается у меня. Пару раз я чувствовала странные флуктуации в воздухе, словно в мое отсутствие происходило нечто такое, чему я не могла подобрать точного определения. Но все оставалось на своих местах, ничего особо не изменилось, и свои смутные подозрения я отнесла насчет сложности сосуществования в одной квартире двух не ладящих между собой людей. Впервые за все это время я позволила себе признаться, что снова хочу жить в одиночестве.