— Вам хочется, чтобы всем было хорошо, — предположил Поль.

— Всем хочется, чтобы всем было хорошо, — пожал плечами Горбовский. — Вполне понятное и обыденное желание в наше время.

Мимо, кряхтя и потея в прохладе ранней ночи, двигались две неразличимые личности, толкая перед собой большой и, чувствовалось, очень тяжелый шар. Перед крыльцом они остановились.

— Далеко еще? — посочувствовал Леонид Андреевич.

— Далеко, — подтвердили из тьмы.

— Может, помочь?

— Спасибо, мы сами. Доктор Мбога обещал каждому по шоколадке. — В темноте рассмеялись.

Песок заскрипел, и тени двинулись в дальнейший путь.

Поль внезапно беспокойно зашевелился.

— А вы, Леонид Андреевич, случайно не знаете Сашу Костылина?

— Нет, кажется, нет. Во всяком случае — не помню.

— Как-то интересно получается — вы практически знакомы со всей нашей командой из Аньюдинского интерната. С Генкой-Капитаном, то есть Геннадием Комовым, с Атосом, со мной. Один Лин выпал из поля зрения. Хотя это и понятно — он с Земли редко выбирается. Для него самое важное остается на Планете. Это только мы — беспокойные скитальцы Мироздания.

— Мне тоже раньше казалось, что главное остается на Земле, — сказал Горбовский, — пока я не осознал, как много людей живут на Периферии. Земля — дом, Земля — это важно, но не одна она делает нас людьми. Хотим мы этого или не хотим, но мы превращаемся в космических скитальцев, наподобие тех же Странников, которые не только странствуют, но которые еще и странные. А поэтому мы должны измениться. Нельзя сменить среду обитания и не измениться. Ведь что, например, показывает нам Пандора?

— Лес, охоту, море, — предположил Поль.

— Вот. Лес, охоту и море — стандартный набор хомо сапиенса. Мы выбираем то, что нам привычно, но почему бы остальному не начать приспосабливать нас к себе?

— Вы имеете в виду наши, гм, проблемы?

— Да, Поль, да. Что-то должно было случиться, потому что всегда что-то случается. Я не верю в глобальные катастрофы и в глобальные эпидемии, но я верю, что человек — как вид — меняется. Пока тихо и незаметно, а может быть, и втайне от самого себя, но меняется.

Где-то внутри Поля заорал сигнал вызова, и от неожиданности П. Гнедых подпрыгнул.

— Черт! Где же он? — зашарил Либер Полли по многочисленным карманам комбинезона, в которых нечто гремело, звенело, шуршало. — А, вот… Слушаю, Джек. Хорошо… Хорошо… Понял. Я тебе советую найти Казменко, он должен быть в курсе… Готовятся? Ну еще бы! Ладно… Великолепно… Да, рядом. Так и передам… От Шестопала лично. Конец связи.

— Летят?

— Летят и пока без приключений. Шестопал только по вас соскучился, Леонид Андреевич.

На Базе наконец зажглось освещение. Тьма слегка рассеялась, и теперь был ясно виден масштаб развернувшейся деятельности. Киберуборщики бестолково слонялись среди ящиков, снятых ложементов, замененных на более практичные и вместительные лавки. Слонялись, не имея распоряжений, что со всем этим делать и куда все это нести. Некоторые клумбы были непоправимо вытоптаны, а некоторые даже вскопаны. На Базу легла печальная тень эвакуации.

— Пойду, — вздохнул Поль и поднялся, — сделаю полезное дело — перепрограммирую наших уродцев, а то сил нет смотреть на этот бардак.

— Я помогу, — предложил Горбовский. — Давно я не перепрограммировал уборщиков. Вот, помнится, лет пять тому назад…

Поль и Леонид Андреевич переоценили свои силы. Уборщики в руки не давались, зло шипели и норовили схватить за ботинки, при этом не отпуская уже взваленный на себя хлам. Пришлось припирать их по одному к стене ангара, где Горбовский придерживал манипуляторы, одновременно уворачиваясь от пинков голенастых ног, а Поль ковырялся в панели управления. Затем по его команде Леонид Андреевич отпускал кибера, тот какое-то время стоял спокойно, переваривая новое задание, и на невероятной скорости кидался выполнять. Слух о ловле уборщиков распространился по Базе, и посмотреть на это собрались все временно свободные от работ. Наконец сердобольные шутники не выдержали вида мучений высокого начальства, оттеснили Поля и Горбовского от визжащего экземпляра, категорически не желающего сменить программу и жутко искрящего, и сами взялись за дело. Высокое начальство посчитало свой долг на сегодня исполненным и отбыло ко сну. В эту ночь Леонид Андреевич не просыпался, но ему снились непоседливые киберы.

Мбога выспался прошлой ночью, а навыки охотника и зоопсихолога помогали легко преодолевать сонливость, возникающую в самую глухую предрассветную пору — часа в четыре по стандартному времени. Период вращения Пандоры был близок к земному, поэтому здесь не приходилось вводить суточные поправки, от которых, несмотря на быструю адаптацию, слегка путалось в голове, а организм отказывался верить в существование 26 часов по местному времени. Соседство пылевых облаков в этой части Галактики и новолуние превращали ночь в тьму египетскую и заставляли большую часть ночи поддерживать освещение Базы, превращающее ее в яркую новогоднюю елку посреди мрачного и непроглядного лесного океана.

Доктор Мбога прекрасно помнил, что это такое — ночь в лесах Пандоры. Это вой и рев неведомых животных, вступивших в смертельную схватку, это шум и треск деревьев, которым надоедало за день прикидываться флорой и они решали прогуляться до ближайшего болота уже в качестве фауны, это ночные летуны, стремящиеся на малейший проблеск света, по сравнению с которыми земной таежный гнус, даже если его увеличить до размеров голубя и вооружить хваткими челюстями и когтями, выглядел бы невиннейшим созданием во всей обитаемой Вселенной. А еще — неизвестность, от которой не спасают даже самые мощные дезинтеграторы, легко прокладывающие просеки в направлении любого подозрительного шума. Неизвестность, потому что даже сейчас, после стольких лет изучения Пандоры, нельзя точно составить каталог ее животного и растительного мира. Там, в лесу, нет устойчивых и неизменных мест и вместо хорошо знакомой и облюбованной полянки можно легко натолкнуться на глубокое горячее озеро, в котором что-то тебя ждет и надеется, когда ты опустишь в него свою руку или ногу, вцепиться мертвой хваткой и не отпускать ни при каких обстоятельствах. А ведь людям потом пришлось отказаться от дезинтеграторов, быстро ставших оружием не только реальной защиты, но и психологической, так как каждый считал своим долгом и обязанностью разложить на атомы любой подозрительный шум, не дожидаясь визита ракопаука или волосатика.

Хорошее было время. Время штурма и натиска, по терминологии Бадера. Молодость и время веры в то, что завоевание и покорение очередной планеты принесет человечеству в целом неизъяснимое удовольствие и счастье. Потом это проходит. Проходит даже в масштабах всего человечества, и вот уже романтика Группы Свободного Поиска признается уделом неудачников и неисправимых одиночек. И правильно. Покинутые корабли и бесследно исчезнувшие пилоты, выжженные поля посреди джунглей — то ли от неудачных посадок, то ли от неумеренного применения аннигиляторов. Побелевшие кости романтиков (или самоубийц?) в жарких или ледяных пустынях. Сколько таких следов ГСП встретил Мбога на своем пути… Но ведь не запретишь, не скажешь: хватит, товарищи, пора прекращать неуемный энтузиазм глуповатых и неопытных юношей. Можно учреждать сколько угодно комиссий по охране инопланетного животного мира, вдрызг ругаться с начальниками секторов, сквозь пальцы смотрящими на охотничьи трофеи сомнительного происхождения. А вот кто может поручиться, что среди этих прекрасно сделанных чучел нет какого-нибудь разумного существа, только по чистому недоразумению принятого за свирепого хищника? Взять хотя бы эту скандальную ситуацию с псевдохомо с Магоры! Кто-то хочет иметь череп псевдохомо или его чучело, но его не интересует, почему он так похож на реального хомо, хоть и сапиенса сапиенса.