Я сел за руль. И мой автомобиль радостно помчался к ее дому.

У меня не было плана. Я не знал, что скажу, что буду делать. Я просто смертельно, невыносимо, до звона в яйцах и давящей боли в груди, хотел ее увидеть.

Я задыхаюсь без нее!

Эта ранняя весна как будто издевается надо мной. Птицы орут, травка зеленеет, листочки повылезали. Терпкий весенний воздух будоражит кровь.

Она кипит. Но только для одной единственной. Я даже думать не могу о каких-то там других телках!

Припарковавшись во дворе, я не сразу выбрался из машины. Сидел, смотрел в одну точку. Думать не мог. Мысли кончились. Слишком много их было в последнее время. Слишком устал я от них.

Так, а почему у Снежной королевы темные окна? Ее что, нет дома? Где бродит беременная женщина в девять часов вечера? Ей надо соблюдать режим!

Надо больше спать, есть витамины… Кокосы. Вот почему ее так тянуло на эти экзотические плоды. Их тяжело чистить. Как она без меня справляется?

Может, сгонять в магазин? Купить кокосов и других фруктов. И, может, еще чего полезного. Ей вредно таскать тяжелое, надо бы затарить ее холодильник.

А вдруг она уже спит? Кажется, у беременных бывает сонливость. Она вполне может лечь так рано.

Я растерялся. Не знал, стоит ли подниматься, звонить. Вдруг я разбужу Снежную королеву?

В голову опять полезли мысли.

Десять лет мои головастики валялись дохлыми трупиками. Я не раз проверялся. Сначала — в разных клиниках, чтобы точно убедиться, что результаты верные. Потом остановился на одной. Подальше от дома и от любопытных глаз и ушей.

Десять лет… Неужели, они ожили? На самом деле, вряд ли. Не стоит слишком сильно надеяться.

Блин, я не доживу до завтра!

У подъезда Снежной королевы припарковался автомобиль, который показался мне знакомым. Где-то, не очень давно, я уже видел эту машину.

Точно!

Филипп Баранович. Они с Аней куда-то укатили в обеденный перерыв именно на этой тачке. А теперь он приехал сюда… Мои кулаки сжались. Я напрягся, как пружина. И сейчас эта пружина распрямится в твою сторону… Кудрей не соберешь, ты, смазливый слизняк!

Я уже собирался выйти, но притормозил. Потому что Баранович обежал автомобиль и распахнул пассажирскую дверь. Для Снежной королевы.

При виде нее мое сердце как будто окатило горячей волной, от шеи до самого Змея. Я не видел ее неделю. Я соскучился так, что готов был выть от тоски.

А она, как всегда, прекрасна. В свободном платье, в кроссовках, с рюкзачком. Такая юная, свежая, радостная. Беременная. Но догадаться об этом невозможно. Наверное, еще рано для явных признаков.

Баранович подал ей руку, заботливо помог выйти. Проводил до подъезда, вошел вслед за ней. И почти сразу вышел. Не стал подниматься. Наверное, просто поцеловал на прощание у лифта.

Пружина распрямилась.

Через секунду я был рядом с ним, у ступеней подъезда.

Он испуганно дернулся, увидев меня рядом. Шел, такой весь задумчивый, не заметил, как я подскочил.

Но, когда он разглядел мое лицо, страх с его физиономии исчез. Я что, недостаточно угрожающе выгляжу? — А, вольная птица удод! — выдал он. — Я тебя помню. — Что?

Этот бараноголовый совсем берега потерял! Сейчас я ему помогу их найти.

Я схватил его за шкирку. Тряхнул. — Как ты меня назвал? — спросил угрожающе.

Он попытался убрать мою руку, но не смог. Тем не менее, он все еще не выглядел особо испуганным. А мне очень хотелось увидеть страх на его лице! — Я тебя пока никак не назвал, — он повернулся ко мне. — Но готов назвать. После того, как задам один вопрос. — Какой еще вопрос? — Это ты бросил Анну беременной? — спросил он. — Что?

От неожиданности я даже перестал его трясти. Я бросил? Я ее бросил беременной? — Я спрашиваю: ты отец? — не унимался он.

— Что?

Понимаю, что выгляжу дебил-дебилом, повторяя одно и то же. Но поделать ничего не могу. Слишком все неожиданно. Вообще не по плану.

Филипп Баранович задает мне вопросы, которые я сам собирался ему задать!

Я убрал от него свою руку. Он поправил пиджак. Посмотрел на меня с какой-то снисходительной жалостью. И выдал: - Правду говорят: любовь зла. — Что? — задал я очередной дебильный вопрос. — Не представляю, как такая умная женщина могла запасть на такого неандертальца.

Я даже не сильно разозлился. Был слишком удивлен дерзким поведением Барановича. При этом я понимал, что, и правда, веду себя, как тупоголовое существо — невнятно мычу, распускаю руки… — Ты же понимаешь, что я в два раза больше и сильнее? — только и смог выдавить я. — И что за неандертальца я могу открутить твою высокоинтеллектуальную башку? — А ты понимаешь, что бросить женщину, беременную двойняшками, это полный отстой? — Что?

Я опять не смог сказать ничего более внятного.

Двойняшки? У Снежной королевы будут двойняшки?

Мои ноги подкосились. Я тяжело опустился на ступеньки. Два ребенка сразу. С ума сойти.

Бедная моя девочка… — У нее будет двойня? — посмотрел я на Филиппа Барановича снизу вверх.

Вопрос опять не особо интеллектуальный. Он только что сказал именно это, глупо переспрашивать. Но я не могу перестать выглядеть дебилом. Я слишком потрясен!

Он кивнул. — Ты не знал?

Я покачал головой. И все же задал вопрос, из-за которого набросился на него:

— Значит, ты с ней не… — Мы с ней коллеги. И друзья, я надеюсь. И я готов ее поддерживать. Ей сейчас очень нужна поддержка… Он, видите ли, готов ее поддерживать. Да пошел ты в жопу, Филипп Баранович! Я сам поддержу Снежную королеву. — Значит, вы с ней расстались, — произнес он. — Я правильно понимаю? — Слушай, мужик… Я сам не понимаю ничего! — Ты отец? — задал он уточняющий вопрос. — Я не знаю!

Он покачал головой. Укоризненно. — Она не говорила, кто? — с надеждой спросил я. — Она сказала, что он удод. Я сразу вспомнил тебя. — Я удод, да… Редкий удод.

Я вскочил. Начал ломиться в дверь подъезда. Она, естественно, не открывалась. Я набрал номер квартиры Снежной королевы. — Аня, это я… Можно я войду? — произнес я, после того, как услышал ее голос.

— Нет, — резко ответила она.

В домофоне загудело.

Я не уйду. Я просто не могу уйти. Если понадобится — буду сидеть тут до утра.

Аня

Филипп Робертович вел себя сегодня немного странно. Как слишком заботливый начальник. Чересчур заботливый. Когда я решилась сказать ему о своей беременности, то волновалась: я же уйду в декрет, это вряд ли его обрадует.

Но он отнесся к новости более чем благосклонно. Начал расспрашивать, какая неделя, как я себя чувствую. Есть ли кому обо мне позаботиться. Ему удалось выпытать у меня тот факт, что я еще не сказала о беременности родителям. — Обязательно скажите, — посоветовал он. — Скажу, куда деваться, — вздохнула я. — И не волнуйтесь. Все будет хорошо. Хотите, я поеду с вами? — Ну нет! Я сама справлюсь.