Он кладет бумажный сверток на стол перед женой и берет на руки спящего сына.

Анна Магдалена осторожно разворачивает подарок и радостно ахает. Там лежит нотная книжечка, да такая красивая! Ее зеленый кожаный переплет обрамлен золотой каемкой, а как изящны два маленьких замочка с ленточками!

— Обещаю наполнить ее приятными и полезными пьесками, — говорит супруг, — а пока я написал там тебе стишки — забавные и поучительные.

— Как грустно… — шепчет Анна Магдалена и непроизвольно тянется к мужу и сыну, будто смерть уже приготовилась отнять их. Иоганн Себастьян, подмигнув жене, переворачивает страницу. Со вздохом она продолжает чтение:

Дочитав, она смотрит на супруга:

— Роскошный подарок! Как можно называть его скромным?

— Я буду записывать туда не только свое, — задумчиво говорит он. — Есть отличные вещицы у Бёма, Куперена, Хассе… Может, напишет нечто недурное кто-нибудь из мальчишек.

Она растроганно улыбается, но мысли ее уже блуждают вокруг незаконченной кантаты. Время-то не ждет. Но Иоганн Себастьян считает по-другому.

— Оставь, — решительно говорит он. — Я попрошу доделать старосту третьего хора. У тебя день рождения сегодня.

Анхен вопросительно смотрит на мужа:

— Попросить испечь пирог? Или…

— Или! И пирог, разумеется, тоже. Но мы сегодня обязательно помузицируем. В последнее время мы слишком редко стали собираться вместе.

Они отдают сонного Готфрида няне и отправляются в гостиную, где стоит клавир. Узнав о готовящемся домашнем концерте, радостно сбегается молодежь — семнадцатилетняя Катарина Доротея, пятнадцатилетний Фридеман, а также Эммануэль и Бернхард. Братья шутливо спорят — кому вести Generalbaß[23]. Потом, уступая место старшему, начинают настраивать скрипки. Анна Магдалена с Катариной распеваются. Глава семейства берет альт. Амбиции солиста ему неинтересны, он любит находиться в самой толще музыкальной ткани.

Они чувствуют друг друга с полувзгляда, ловят мелодическую мысль с полсмычка. Конечно, в последнее время музицировать вместе приходится нечасто. Но раз в неделю они все-таки собираются.

…Сколько бы дел ни накапливалось, какие бы невзгоды ни случались, Бахи всегда находят время и силы на домашнее музицирование. Иоганн Себастьян с гордостью говорит друзьям о целом «домашнем оркестре», который составляет его семья.

Еще раз остановимся на этом удивительном факте: востребованнейший музыкант после работы снова садится за инструмент. Извлекать звуки для него столь же естественно и необходимо, как дышать.

Помимо невообразимого количества детей, а также воспитанников из числа родственников, в доме постоянно находились посторонние люди. Ученики. Музыканты, приезжавшие из других городов увидеть уважаемого коллегу и получить у него консультацию насчет органостроения, фугописания и других важных музыкальных вещей. Родственники — о многочисленности и общительности Бахов уже неоднократно говорилось. Наконец, просто соседи, заглянувшие «на огонек» или на чашечку кофе, вошедшего в моду.

Среди этого моря гостей выделялся человек с тонкими чертами и, чуть насмешливым выражением лица. Он посещал дом кантора регулярно, словно исполняя службу. Так оно и было. Этого человека звали Кристиан Фридрих Хенрици, но в истории он остался под уже упоминавшимся именем Пикан- дер. На его тексты Бах написал большую часть лейпцигских кантат и ораторий.

История знакомства его с Бахом довольно любопытна. В 1721 году, будучи студентом Лейпцигского университета, Хенрици опубликовал ряд эротических стихотворений под псевдонимом Пикандер. Очевидно, срамные вирши имели широкое хождение, поскольку имя сочинителя знал даже Франц Антон фон Шпорк, герцог Богемский. Когда четырьмя годами позже поэту захотелось «реабилитировать» свое имя и он выпустил сборник церковных стихов «Sammlung erbaulicher Gedanken», именно герцогу пришла в голову мысль, познакомить его с Бахом.

Они нашли друг друга. Шаловливый юрист и кантор Томасшуле. Эротические стишки не испугали Баха. Кем-кем, а уж ханжой он никогда не был. Зато яркие и чувственные религиозные образы легли бальзамом на душу «тайного пиетиста». Картины Пикандер умел рисовать устрашающие:

Далее вступает святой Петр:

При всем уважении к либреттисту Баха трудно назвать эти строки образцом хорошего поэтического вкуса. Почему же именно Пикандер стал поэтом Баха и этот творческий тандем работал так долго и плодотворно? Неужели великий композитор настолько плохо разбирался в поэзии?