Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А тебе что за дело?
— Зачем ты убил их? — Верховный указал на головы.
Незнакомые… мужчина. И еще один. Двое — помоложе, сыновья? Женщина. И две детские.
— Потому что мог.
— И только?
— А тебе какое дело?
— Хочу понять, чем заслужили они…
— Да двинь ты ему, Зах! — из толпы высунулся еще один человек, узколицый, бледный и с нервным лицом, которое то и дело сводила судорога. — Хватит болтать!
— Помолчи, — великан выставил руку. — Ты хочешь знать, чем заслужили они… а чем заслужил я плеть?
Он чуть склонил голову, и Верховный увидел свежие раны, еще сочащиеся кровью и гноем.
— Тем ли, что пал на колени перед хозяином, умоляя пощадить жену? А её вина? В том ли, что не доглядела за дитем и оно коленку расшибло? Это со всеми детьми случается. А её…
Лик великана потемнел.
— И поэтому вы убили и детей тоже?
— Это… — он махнул огромною рукой. — Не я… я не велел… но люди… люди порой такие…
— Нелюди, — заключил Верховный. — Твои гнев и боль утихли?
— Немного. Он не был плохим хозяином. Так мне казалось. А ты… тебя я не трону. Отдай золото и иди себе с миром.
— Зачем тебе золото?
Верховному и вправду было интересно.
— Не знаю, — чуть подумав, сказал великан. — Мир того и гляди погибнет, да мы сдохнем раньше. Пусть хоть недолго побудем…
Он не успел договорить, покачнулся вдруг, обернулся и на уродливом его лице мелькнуло удивление, сменившееся гневом.
— Ах ты… — он попытался дотянуться до того, другого, который медленно отступал, не выпуская, правда, ножа из руки. И великан попытался было заткнуть рукой пробитую почку.
Он был очень силен, этот человек, если все еще держался на ногах.
Он был силен и свиреп.
И все-таки по-детски наивен. И когда колени его подломились, тот, другой, закричал:
— Смерть! Боги видят…
Он выкинул руку с окровавленным ножом к небесам. А Маска тихо сказала:
— Да, и вправду здесь ничего не меняется. А теперь постарайся не мешать.
Верховный и не собирался.
Он был готов умереть.
И даже к тому, что голове его найдется место на одном из копий. А потому молча отступил в сторону, надеясь лишь, что смерть не будет слишком уж болезненной.
Мальчишку стоило покинуть в Храме.
Или…
Он вдруг поднял руку.
Не он, но Маска. И растопырил ладонь. И рука эта, многажды проклятая, причинившая столько мучений и боли, засияла золотым ослепляющим светом. И свет этот, коснувшись кричащего человека, опалил его. И крик стал воем.
А на коже человека возникли черные язвы.
— Боги… — собственный голос, точнее тот, который исходил из слабого тела. — Вы желаете богов? А вы спросили себя, нужны ли богам вы⁈
И этот голос перекрыл крик.
А человек рухнул на камни и расползся кучей жирного праха.
Прочие попятились.
Верховный же… он вдруг понял, что Маска способна убить и их. Да что там жалкая горстка рабов да слуг, к ним примкнувших, большею частью из страха, чем и вправду сочувствовавшая. Нет, сил Маски хватит, чтобы уничтожить всех, кто дышит, на сотни шагов вокруг.
Вот так.
Ослепляющим светом.
— Это резонансное излучение, — пояснила Маска, но не слишком понятно. — Энергетическое поле дестабилизировано вследствие взрывов, вот и получается пользоваться. И да, я могу убить их. Ты далеко не идеальный носитель. Резонанс слабый, но какой уж есть.
Кто-то завопил и вскинул копье.
И тотчас упал.
И тот, кто стоял рядом.
— На колени! — рявкнул тот, кем стал вдруг Верховный. И люди дрогнули. Кто опустился первым? Уже не понять. Но они, касаясь земли, вдруг переполнялись благочестия. И спешили пасть ниц, признавая за Верховным пусть и не право зваться богом, но силу, высшую, почти сравнимую с божественной.
Он же сделал еще один шаг.
И наклонился.
Великан еще дышал. И смотрел. На губах его пузырилась кровь.
— Ты… ты есть… — губы эти расползлись. И Верховный испытал чувство уже, казалось бы, давно позабытое. Жалость.
Ему и вправду жаль этого человека?
— Если хочешь, я могу его исцелить, — Маска смотрела и видела глазами Верховного, но кажется, больше, чем дано обыкновенному человеку.
— Пожалуйста, — подумав, попросил Верховный. — Что ты попросишь взамен?
— Примитивное мышление. Но первичный психологический профиль показывает, что при определенной легкой коррекции поведения данная особь будет полезна. Он силен. И станет тебя охранять.
Рука потянулась к великану.
И он замер, забыв дышать.
Чудо?
Чуда далеко не всегда ждут. И уж точно далеко не всегда желают. И когда золотые пальцы вошли в рану, человек дернулся. От боли ли?
— Будешь… служить?
— Моя жена, — он все еще был упрям, этот великан. — Она… вы можете…
— Я взгляну, — Маска, похоже, пребывал в отличном настроении, иначе откуда такая доброта, прежде ему не свойственная.
— С-спасибо…
— Тогда вставай, — он убрал руку, а Верховный узрел, как затягивается рана. — И покажешь, где она…
В доме пахло гарью. Огонь, вырвавшийся было из камина, пожравший и ковры, и занавеси, и многое иное, все же погас, оставив лишь запах и темные разводы копоти на стенах. В саду, сгрудившись у стены, сидели женщины.
Рабыни?
Служанки?
На некоторых одежда была разодрана. Верховный увидел и тело, стыдливо прикрытое полотнищем. Что ж, бунт везде одинаков.
А вот жена великана еще дышала.
— Я оставил ее тут, — он опустился на колени, и женщины, окружившие лежанку, попятились, впрочем, не ушли далеко. — Она такая слабенькая… я дал ей зелье сна.
И женщина спала.
— Чтобы не больно. Я не знал, что еще сделать… как помочь.
Никак.
Не в силах человеческих залечить подобные раны. С женщины сняли кожу. И снимали не кнутом, ножом, аккуратно, старательно, так, чтобы не умерла. Пожалуй, мастеру, который делал это, место было в Храме. Или… нет.
— Она… она случайно… не хотела… мальчик только коленку ободрал, — Великан осторожно касался темных прядок, будто опасаясь разбудить. — Я умолял хозяина… я готов был отдать свою жизнь.
Лучше бы тому согласиться.
— Что ж, попробуем. Смотри и учись, — это было сказано уже Верховному. — На самом деле в оперировании энергетическими потоками высокой плотности нет ничего сложного.
Ничего?
Это… нет, Верховный был далек от мысли, что способен сам сотворить чудо. Но это его руки взяли свет из воздуха, сгустив его до того, что свет этот ныне был виден всем-то вокруг.
И кто-то ахнул.
Кто-то пал ниц.
Но Верховному было некогда отвлекаться. Его пальцы, давно утратившие гибкость, больные и некрасивые, сминали этот свет, растягивали его, спеша им же закрыть раны женщины. И свет, обволакивая её, проникал внутрь.
— Любая материя суть энергия, — произнесла Маска. — В основе своей. Принцип дуалистичности в теории был открыл в…
Она запнулась.
— Временные параметры искажены. Адекватная оценка невозможно.
— Неважно, — мягко произнес Верховный. — У богов и людей время идет по-разному. Я это понимаю.
— Не совсем верно. Но в данных условиях подобная интерпретация допустима.
— Что это…
— Энергия. Принцип дуалистичности в примитивном его толковании говорит о единстве материальной и энергетической составляющих. С точки зрения физики вся энергия суть материя. Вся материя — суть энергия.
Кожа… человеческая кожа является материей.
Энергией?
— Это дает возможности преобразования. Сейчас мы используем внешнюю энергию для создания материи, аналогичной той, которая уже существует. Простейшее клонирование по образцу.
Кожи.
Свет становился кожей. Он отвердевал прямо на глазах Верховного, а под пальцами ощущалась плотность её, неровность, тепло.
Кожа была смуглой.
А главное, женщина жила.
— В последующем этот принцип открыл существование ладема и саму возможность переноса личности на иные носители, небиологического происхождения.
— Душа? Вы научились извлекать душу?
— Определение души слишком размыто, чтобы им можно было оперировать. Речь идет о конкретной личности на определенном этапе развития. Изначально данная технология использовалась для создания искусственных людей.
— Зачем?
— Искусственный интеллект машинного типа, как выяснилось, был все же ограничен. И по многим параметрам проигрывал заимствованной личности. А даже при высоком уровне технологических процессов ряд из них требуют участия свободного разума. Но биологический носитель, как я уже говорил, хрупок. Вот и появилась идея создать рабочую замену.
Руки Верховного продолжали держать свет.
Но он угасал.
— Жизненные параметры восстановлены до минимальных приемлемых значений. Дальнейшее воздействие приведет к подавлению естественной регенерации.
Она вдохнула и открыла глаза.
Золотые.
И свет, пробивший-таки тело, устремился к коже, которая тоже слабо