Соцработница представилась: Кловис. Она якобы сама была стриптизершей, пыталась скрыть, что страдает нарколепсией. Когда-то у нее были длинные белокурые волосы, голубые глаза, стройные ноги и ровный загар. Теперь же волосы у нее каштановые и вьющиеся, глаза – карие; а штанины брючного костюма трещат по швам, когда она безуспешно пытается закинуть ногу на ногу.

Выступая, она держала свое состояние под контролем, принимала провигил, но потом лекарство стало заканчиваться, и она начала пропускать приемы, делить таблетки надвое – в общем, использовать тщетные приемы экономии. В один вечер она, гвоздь программы, выступала в байкерском клубе где-то в Руфусе, что в штате Нью-Мехико. Кловис высоко забралась по шесту и, вращаясь с бешеной скоростью, понеслась вниз. Длинные волосы ее развевались вихрем, загорелое тело летело навстречу сцене.

Взгляд ее карих глаз затуманился. Кловис даже не помнит, как упала на сцену. Очнулась за кулисами, когда в нее уже накончало тридцать два посетителя. Некоторые – по два раза.

Спрашиваю: под какую песню?

Кловис говорит:

– «Sour Times». – Взгляд ее по-прежнему затуманен.

А, знаю-знаю. Сладкий глубокий вокал Бэт Гиббонс. Четыре минуты одиннадцать секунд.

– Четыре минуты и восемь секунд, – поправляет Кловис. Выгнув бровь, она смотрит на меня и говорит: – Всегда проверяй время по таймеру. Не верь вкладышам.

Спрашиваю: какой у вас сценический псевдоним?

Кловис глянула на часы.

– Это было очень давно.

Она говорит:

– Мне почти тридцать.

Мне тоже, говорю.

Глянув на форму, прикрепленную к планшету, Кловис произносит:

– Я так и подумала, что возраст указан неправильно.

Пока она не встала и не ушла, я спросил: что случилось? Что было дальше?

Прошло девять месяцев, и у нее родился ребенок – точно как по расписанию. Мальчик. Он не был похож ни на кого и немедленно уехал на лимузине в Малибу, где стал жить затворником вместе с двумя миллионерами-геями, боссами киностудии. Кловис сказала:

– Бывает, что из тебя лезет безмозглый и бессердечный чужак.

Она уже поведала об эпигастральных паразитах.

Я спросил: со мной-то что было?

С минуту Кловис смотрела на меня и моргала. Наконец голосом настоящего профессионала-медика произнесла:

– Есть видеозапись этого… происшествия.

Какая-то холостячка пронесла тайком в ночной клуб карманную видеокамеру и снимала, как я раздаю розы, – красные, на длинных стеблях. Я начал танец, а она продолжала писа́ть. Правда, когда яйца у меня выкатились наружу, это пришлось замазать на компьютере – зато видео выпустили в эфир по телику. Сперва в какой-то японской развлекаловке типа «Сам себе режиссер», потом – в Европе. В Интернете ролик длиной в четыре минуты двадцать одну секунду сразу стал вирусным, его просмотрели по всему миру. Мой случай сделался предметом шуток во всех ночных ток-шоу.

АСКПИ вчиняло иски ресурсам и поисковым движкам за незаконное распространение песни «Stayin’ Alive». «Чиппендейлз» тоже были не в восторге, увидев на мне белые манжеты. В больницу позвонил некто и, представившись продюсером из «Вечернего шоу», попросил соединить его со мной.

Я сказал Кловис: хочу сам посмотреть.

Кловис ответила:

– Нет.

Она ответила:

– Не хочешь.

Я спросил: неужто все так плохо?

Кловис ответила:

– Ты утратил контроль над кишечником.

Тот запах в «скорой»…

– Стринги, – сказала Кловис, – не дают права на ошибку.

Видео я так и не посмотрел.

Юта – неплохое место, чтобы скрыться, вот я и остался в Солт-Лейк-Сити, заново отрастил лобковые волосы. Выкрасил голову в свой, каштановый, цвет, отскоблил искусственный загар и принялся жрать все подряд: жареных цыплят, фруктовые пироги, картофельные чипсы – все, чего не мог позволить себе Мистер Щеголь.

Когда вам стукнет тридцаха, жизнь превратится в побег от того, кем вы стали, чтобы сбежать от того, кем вы стали, чтобы сбежать от того, кем вы были вначале. Будучи в бегах, я превращал себя в Мистера Жирного Бледного и Несчастного Свина. Устроился работать в фастфуд, где через каждые несколько миллионов чизбургеров клиент смотрел на меня из-за испачканной жиром стойки, пытаясь припомнить, где он меня видел.

Тогда я щелкаю пальцами и говорю:

– Вам картошечки?

Всякий раз, принимая у кого-то купюру в один доллар, я потом мою руки.

Наверное, стоило бы мне плюхнуться в собственное говно, и люди сложили бы два и два, вспомнили, где меня видели, но случилось так, что в Китае во время пожара в одном из супермаркетов совершенно нелепо погибло несколько человек. Это дело сняла камера видеонаблюдения, ролик попал в Сеть, и вот уже мир комедии забыл обо мне и о том, как я обосрался.

Не забыла только Кловис. И я.

Как-то Кловис зашла к нам пообедать, привела с собой юного клиента: у него были сросшиеся пальцы, из-чего кисти походили на мясистые клешни; совсем сухие и тонкие ноги у него не двигались. Эктродактилия, в народе – «синдром клешни». Еще Кловис представила меня молодой женщине, страдающей пигомелией: это когда у тебя четыре ноги. Два сросшихся таза женщина скрывала под подолом длинной юбки.

Я все еще засекаю время по песням. «Steppin’ Out» Джо Джексона – четыре минуты девятнадцать секунд, хватает выкурить сигаретку в переулке. «You Keep Me Hanging On» Ким Уайлд это четыре минуты и пятнадцать секунд – успеваю сменить баллон с углекислым газом в автомате для газировки. Нельзя забыть того, что хочешь забыть. Ни от чего не уйдешь.

Наконец Кловис приглашает меня на встречу у нее на квартире. Отвечаю: я целыми днями с кем-то да знакомлюсь. Кловис говорит: на сей раз все по-другому.

Она представляет меня девочке: две руки, две ноги, а из живота из-под майки торчит еще человек, почти целиком. Моя первая знакомая с гетероадельфией, ее зовут Минди. Дальше – паренек, у которого лицо огромное и комковатое, как подушка. Это нейрофиброматоз, болезнь человека-слона. Паренька зовут Алекс, ему двадцать три. Еще тут миленькая рыжулька без ног, у нее из живота растут только стопы. Незавершенный остеогенез. Рыжульку зовут Гвен, ей двадцать пять.

Кловис говорит:

– Ты рубишь в музыке и в постановке.

Она говорит:

– Это их идея. Ребята надеются, что ты научишь их танцевать…

Исполнять стриптиз. Представляете, труппа неравно способных стриптизеров. Молодые, они закисли в Солт-Лейк-Сити и подумали: любой может накачать мускулы, выбелить волосы и нанести на тело автозагар. Так почему бы не представить публике нечто, не построенное на лжи? Показать труппу, которая не скрывается за фальшивыми улыбками?