Я проверила еще раз, чтобы устройство работало на прием и не работало на передачу, потому что сигнал от нас собьет Тирсиона с толку. И развернулась к Джошу, который уже чуть не лопался от любопытства.

– Я тебе потом все объясню, – заверила я. – Честно…

– Я смотрел главные новости, – перебил он. – Я слышал про Марка. – Голос Джоша чуть дрогнул. – Я его не так хорошо знал, как ты, но он… он…

«Итак, братец Тирсион, что же подвигло тебя воззвать ко мне? При нашей последней встрече ты клялся, что отныне и впредь не желаешь меня видеть. Тебе известно, сколь сильно я презираю тебя. Что же заставило тебя изменить своей клятве?»

Этот голос заворожил нас. Мы с Джошем оба зачарованно уставились на перском. И, надо признать, не считая голоса одного актера из старинных видроликов, это был самый впечатляющий голос, которому я когда-либо внимала. Глубокий, мелодичный, вроде бы и негромкий, но в нем звучало что-то такое, что я даже не берусь описать. Может быть, искушение? Такой голос хочется слушать вечно, при этом совершенно не важно, какие слова он будет произносить. Тут я спохватилась, что у нас же нет псайщитов.

– Можешь прикрыть нас обоих от псай? – торопливо прошипела я Джошу, хотя можно было говорить и нормальным голосом. Джош вскинул голову, быстро кивнул и схватил меня за руку.

«Не могу не заметить, братец, что ты и твой Союз швыряетесь своими созданиями, точно безрассудный наследник швыряется золотыми монетами с собственным новехоньким профилем», – это заговорил Тирсион. Голос у него был далеко не такой завораживающий. Главное, чтобы от Кента это не ускользнуло.

Лэтренир рассмеялся. Защита, созданная Джошем, работала – голос Лэтренира остался столь же восхитительным и чувственным, но я, по крайней мере, уже не жаждала впитывать всеми порами каждый произнесенный им звук.

«Что, братец, завидуешь? Мои создания повинуются любому моему слову, а твои нет».

«Я не жду от них повиновения, – мягко ответил Тирсион. – И тебе это известно».

«Ты выбрал слабость, так не взыщи, когда у тебя отбирают то, чего ты не в силах отстоять, – усмехнулся Лэтренир. – Ты позволяешь своим созданиям пренебрегать твоей волей – что это, как не слабость? И не пытайся убедить меня в обратном. Создания обязаны нам жизнью. Нам, и только нам».

«Это вечный спор, – заметил Тирсион. – Едва ли мы разрешим его сию минуту. Но мне любопытно узнать о твоем войске. Ты же не станешь осаждать твердыню? В последний раз ты потерпел поражение и понес большие потери. Начать осаду было бы в высшей степени неосмотрительно».

«Было бы и впрямь неосмотрительно, но у меня явный перевес». – В голосе Лэтренира прозвучала довольная усмешка.

«Братец, мы связаны узами кровного родства… – Тирсион говорил чуть ли не сочувственно. – Меж нами вражда, однако я не желал бы, чтобы скорбь удручала тебя. Я боюсь… ты забываешь о воителях разума».

При этих словах Лэтренир расхохотался: «Вот болван! Ты слеп, как и те, в твердыне! Та раззява, что предводительствует воинством разума, отныне в моих руках. Она покорствует моей воле, полагая, что действует сообразно собственным желаниям».

Мы с Джошем вытаращились друг на друга. Джош одними губами произнес «Дрейф», а я горячо закивала. Абигайл Дрейф работает на пришлецов! Вот оно, «нечто большее», что искал Кент.

«Неужели ты хочешь, чтобы я поверил…» – начал Тирсион, но кузен перебил его:

«Эти создания глупы и бесконечно корыстны. – Слова Лэтренира так и сочились презрением. – С тех самых пор как мы попали сюда, мне ведомо было, что они ни перед чем не остановятся ради собственной выгоды. Я договорился с воительницей разума. Я усилил дар ее подручных, сохранив им жизнь. Она же в уплату обещала мне помощь – сначала против людского рода, а потом и против дурачья из Союза».

Ну и ну. До чего хорош: Дрейф обзывает бесчестной предательницей, а сам вот-вот продаст с потрохами своих же приспешников!

«Не понимаю, какая тебе в том польза, братец», – ответил Тирсион.

Лэтренир заговорил таким тоном, словно объяснял что-то очевидное несмышленому малышу: «Союз будет истреблять пастырей до тех пор, покуда воинство разума не останется единственной опорой твердыни. Затем мы с воительницей обратимся против столпов Союза. Когда воительница останется единственной защитницей твердыни, ей откроется, что я с самого начала мыслил предать ее. Я захвачу город. И все это случится сегодня. Дурни из Союза собирают силы, чтобы обрушить удар на стену, что не пускает нас внутрь. Сегодня владения всех столпов Союза станут моими. Завтра твердыня, которую здесь зовут Пиком, падет к моим ногам и тоже станет моей во всем, кроме имени. – Лэтренир снова рассмеялся. – Но если мне заблагорассудится, она станет моей и в этом смысле тоже. Однако до того как Союз начнет действовать, я покончу с тобой, любезный мой братец…»

«Душана!» – мысленно взвизгнула я, и Душана бацнул. Через мгновение он бацнул к нам в бункер с висящим на нем Тирсионом.

Джош побелел, неловко вскочил на ноги и попятился к стене:

– Радка! Это же…

– …Житель-Князь, ага, я знаю, – сказала я. Тирсион между тем отлепился от Душаны, отряхнулся и снова принял свой обычный величественный вид. – Тут… много чего надо объяснять.

– Тогда, пожалуй, начинай, – дрожащим голосом выговорил Джош.

– Умоляю, юный воитель разума, повременим с этим, – вмешался Тирсион. – Мой родственник неминуемо и скоро разыщет вас. У меня нет свиты, подобной твоей, пастырь, поэтому он сразу догадается о нашем союзе и примется искать тебя. – Он шевельнул рукой, открывая Портал. – Бегите. О себе я сумею позаботиться. И я поведаю столпам Союза о вероломстве, замышляемом моим братом. Поверят они мне или нет – этого я не могу предвидеть.

Тирсион шагнул в Портал. Я отворила Путь и отпустила домой Кусача с Дергачом. Душана припал на колени, я взобралась к нему на спину и протянула руку Джошу. Ухватившись за нее, он вскарабкался на Душану и устроился позади меня.

– А как мы… – начал было Джош, но тут Душана бацнул.

Так мы и бацали всю дорогу до штаба. Это быстрее, чем ждать транспода. Но когда мы добрались, Джошу было очень-очень плохо. Так плохо, что он влетел в первый попавшийся туалет и заперся там. И надолго – это уж к гадалке не ходи. Тем временем выяснилось, что Кент проделывает что-то неведомое с записью разговора Тирсиона и Лэтренира. Всем Охотникам приказано оставаться в боевой готовности. Командиром Кент назначил Лучника, выдав ему краткое пояснение и запись подслушанной беседы. Лучник поднял на уши военных, велел готовиться: грядет новая схватка за Барьер. Мы с Кентом оба хорошо понимали: в этот раз будет еще жарче, чем в тех двух Битвах. Одно пока не ясно: где разразится следующее сражение. В этот раз на Псаймонов мы рассчитывать не могли: они не предупредят нас, не остановят пришлецов и не придут к нам на выручку.