Колян кивает, задумчиво рассматривает мои коленки, а потом вздыхает:

– Твои ноги ломать в натуре жалко. Для секса будешь тогда непригодна.

Я невольно краснею и очень боюсь, что сейчас Колян начнет сообщать скабрезные интимные подробности. А рядом – маленькая девчонка, похожая на мою внучку. Можно себе представить, какое детство у этой Катюхи и что ее ждет в будущем…

Впрочем, какое там у нас будущее? Наркоманы долго не протягивают. Но ладно я, взрослая женщина, свое пожила. А делать наркомана из ребенка – это чудовищно! Помню, в газете, где работает мой сын Димка, писали про таких бандитов, подсаживающих на наркотики детей-бомжат. Чистая правда, оказывается. И как же обидно, что ничего не меняется после таких публикаций!

Поворачиваюсь, чтобы глянуть в лобовое стекло и понять, куда мы направляемся. В обзорном зеркале мелькает худое морщинистое лицо, и моя первая реакция – удивление. Что-то я не поняла, откуда в машине еще одна женщина? Потом становится больно…

Я не узнала себя. Себя!

Я страшная.

Я совсем старая.

Неудивительно, что бандиты абсолютно не опасаются возможности признания меня кем-нибудь из знакомых. Это уже нереально. Я не знаю, сколько времени пробыла в вонючем сарае. Возможно, около месяца, и сейчас, скорее всего, уже середина августа – в воздухе чувствуется холодок приближающейся осени, в прическах зеленых деревьев, как седина, мелькают желтые прядки…

Микроавтобус заезжает на стоянку возле Белорусского вокзала. Колян с Петькой деловито извлекают складную инвалидную коляску, раздвигают ее, бросают мне грязную тряпку.

Верчу ее в руках, думая, что делать с этими тонкими грязными лоскутками. Закутаться в них, накрыться?

– Что стоишь? Ноги обкручивай, – деловито распоряжается Катюха.

В оцепенении смотрю на ее личико – как у маленькой старушки, и это в ее годы!

Потом начинаю послушно закручивать грязную тряпку вокруг лодыжки…

И вот девочка, пыхтя от натуги (асфальт возле вокзала разбит до глубоких ямок, коляска то и дело подскакивает на них), катит меня к кафе у входа в Белорусский вокзал.

Я придерживаю картонку с криво написанным: «Памагите мама на аперацыю» – и скептически ухмыляюсь. К картонке приклеена еще и бумажка с самым настоящим диагнозом, с печатью, подписью врача. Все настоящее, все продается и покупается, и…

Навстречу нам идет полицейский. Я собираюсь заорать: «Помогите, меня похитили и удерживают насильно!», но вдруг Катя останавливает коляску и шепчет:

– Не вздумай на помощь звать. Все вокзальные менты в доле. Иначе, думаешь, чего бы они нам работать разрешали? А Колян с Петькой тебя потом изобьют и без наркоты оставят. По-другому действовать надо.

– А как?

– Я на мобильный телефон коплю.

– Так ты тоже хочешь убежать?

– Конечно. Я просто притворяюсь, что к этим козлам привыкла. Решила – если вырвусь, то перетерплю кумар, в школу пойду…

– Катенька, я сейчас заплачу.

– Ну и нормально. Для работы – самое то. Ты не дрейфь, мы вырвемся. Я ж говорю – на телефон коплю. Прячу по пятьдесят рублей в волосы. Там, где хвостик, где волосы резинкой стянуты – там можно денежку спрятать. Накоплю – на сто рублей поменяю. А потом накоплю – и уже на пятьсот поменяю. Куплю сотовый и позвоню. Только вот надо понять, куда звонить. Чтоб наверняка спасли, и…

Она снова принимается толкать коляску.

А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарыдать во все горло. Проклятые наркотики выжгли из моей памяти номера мужа, сына, Дениса. Я не помню их. Совершенно их не помню, и…

И мне уже не надо их помнить!

Какие-то доли секунды я еще не понимаю, почему вокруг нас с Катей так много мужчин. Я думаю – пассажиры, но невольно отмечаю отсутствие сумок.

А потом вдруг замечаю Дениса.

Пытаюсь спрятать свое ужасное лицо, – и вижу, как возле микроавтобуса уже стоят «в растяжке» Колян и Петька и на их руках парни в штатском защелкивают наручники…

Уже вторую неделю я прохожу лечение в наркологическом отделении под присмотром давнего Лениного знакомого.

Оказывается, у меня сформировалась сильная героиновая зависимость. Врач сказал, что героин вообще очень быстро вызывает привыкание, чуть ли не с первой инъекции. Отказ от этого наркотика происходит тяжело и болезненно. Поэтому одна из схем лечения, щадящая и более длительная, подразумевает заместительную метадоновую терапию. Героиновых наркоманов переводят на более легкий и менее разрушительный метадон, а потом уже начинают программу очистки и восстановления организма.

Сначала я отказалась от метадоновой терапии. Мне казалось, что я готова перетерпеть ломку ради того, чтобы быстрее вернуться к нормальной жизни.

Но я еще не знала, через что мне предстоит пройти…

Больно – дышать, сидеть, лежать, ходить. Очищающие капельницы превращаются в пытку – со стойкой кружишь по палате, ходишь, не находя себе места. И так хочется покрутить той самой рукой, к которой прикреплен катетер…

По совету врача я пыталась не ставить перед собой глобальных целей, а двигаться маленькими шагами; убеждать, что каждый проведенный без наркотиков час приближает меня к чистой, здоровой жизни.

«Сначала я перетерплю полчаса, потом час, потом полтора. И так пройдет целый день. После чего мне станет легче. Я буду думать, что если пережила один день, то переживу и второй, и третий», – убеждала я себя, мечась от кровати к умывальнику.

То мне было жарко, то холодно, и пот заливал лицо, потом бил озноб.

Но самым страшным оказались даже не физические страдания.

Героин разрушает личность.

Он орет внутри сознания сотнями противных голосов.

Я слышала их, слышала… Они кричали о том, что я напрасно принялась за лечение так рано. В конце концов, раз уж проблема возникла, то можно было бы еще немножко порелаксировать в прекрасном наркотическом мире. Они вопили о том, что вылечиться все равно невозможно – меня перекололи этим героином так, что все мои органы и системы больше без него функционировать не смогут. И вообще, быть наркоманом не так уж и плохо. Это такая маленькая слабость. Даже многие известные люди баловались этим делом – и ничего, писали гениальные книги и музыку…

Следующий этап еще страшнее. Меня ломало уже третий день – и я вдруг отчетливо поняла, что занимаюсь полной ерундой. Ведь первое, чем я займусь после выхода из наркологического отделения, – погуглю, где можно купить наркоту, и сделаю себе инъекцию. Потому что я так хочу – и кто мне вправе помешать?

Меня прежней больше не было.

Я стала себе так противна, что жить с этим, казалось, уже невозможно…

Видя мое состояние, мне опять предложили метадон – и я согласилась.