— Пожалуйста, — шепчу я в последний раз.

Трэвис встает, пошатывается, доходит до забора и распахивает ворота. Несколько Нечестивых успевают пробраться на тропу, однако Джед и Гарри меткими выстрелами их приканчивают.

Наконец-то Трэвис в безопасности. Вся его одежда в крови, и даже отсюда мне видно, как тяжело вздымается его грудь. Он поднимает руку и машет. Платформа подо мной содрогается. Джед и Гарри падают на колени.

— Нет, — шепчу я, не в силах понять и принять случившееся.

Только с десятой попытки Трэвису удается перекинуть конец плетеной веревки через толстый сук большого дерева, растущего рядом с тропой.

Он начинает натягивать канат над пропастью, тем временем пламя за нашими спинами разгорается все жарче.

Мы, как один, затаиваем дыхание. Жар становится нестерпимым. Аргус скулит, Джейкоб то и дело вздрагивает, пока канат медленно ползет к цели. Наконец Трэвис завязывает его крепким узлом.

Наш шанс на спасение размеренно покачивается в воздухе. Трэвис падает на землю у дерева. Прежде чем кто-либо успевает меня остановить, я хватаюсь за канат, закидываю на него ноги и начинаю спускаться к воротам. Гарри выкрикивает мое имя и тянется к моим ногам, но я не даюсь.

— Это опасно! — вопит он. — Первым должен пойти кто-то из нас!

Я трясу головой, сосредоточившись на своих руках и пытаясь не обращать внимания на обжигающий воздух.

— У тебя даже страховочной веревки нет! — орет Гарри.

Я еще крепче хватаюсь за канат и чуть запрокидываю голову, чтобы видеть Трэвиса, пусть и вверх ногами. Он привалился к дереву и уже теряет сознание.

— Нет! — кричу я.

— А вдруг он Возвратится? Возьми хотя бы оружие! — вопит Гарри.

Но я не позволяю себе отвлечься: главное — переставлять руки. Мышцы напряжены до предела. Канат сдирает кожу. Я сосредоточиваюсь на Трэвисе и своем желании дотронуться до него, обнять, исцелить…

Добравшись до другой стороны, я отпускаю ноги к ним сразу приливает кровь — и бросаю взгляд на черные силуэты Джеда, Гарри, Кэсс и Джейкоба на фоне полыхающих деревьев.

Затем, напрягая затекшую шею, смотрю вниз. За забором слева от меня Лес Рук и Зубов, где начинают собираться Нечестивые. Справа тропа, уходящая в кромешную темноту.

Прямо подо мной сидит Трэвис. Его тело окровавлено, руки тянутся вверх, и меня вдруг охватывает животный, парализующий страх. Эта поза, взгляд, протянутые руки… Он словно хочет меня съесть.

Я раскрываю рот в крике, но ни единого звука не срывается с губ. Я вишу на руках, тело с каждой секундой становится все тяжелее, мне трудно дышать. Ободранные пальцы начинают соскальзывать с каната. Я пытаюсь ухватиться покрепче и закинуть ноги обратно, но сил больше нет, мне трудно даже просто висеть, мышцы мелко дрожат. Я проклинаю себя за то, что не позволила Гарри обвязать себя страховочным тросом.

Слезы застилают глаза, однако я пытаюсь сфокусировать взгляд на Трэвисе. Он то и дело сжимает и разжимает пальцы, а потом, окончательно исчерпав силы, безвольно роняет руки на колени.

Я отпускаю канат, спрыгиваю на землю и подползаю к нему. Он сидит, прислонившись к стволу дерева, и дрожит всем телом. Дыхание частое и сиплое. Но он еще жив.

— Трэвис! — кричу я, притягивая его к себе и укачивая, словно младенца. — Все будет хорошо. Ты поправишься. — Я прижимаю его к груди и упираюсь подбородком в голову. — Зачем ты это сделал? Зачем? — Мой голос срывается на крик, и я чувствую шевеление его губ, но слов не слышу.

Трэвис закатывает глаза.

Я встряхиваю его изо всех сил:

— Нет, не вздумай! Я тебе не позволю!

Уголок его рта подергивается в усмешке и выпускает тонкую струйку крови.

— Все будет хорошо, — говорю я. — Мы найдем другую деревню. Может, там есть целитель. Тебя точно укусили? Не просто поцарапали, как меня?

Едва слышный смешок Трэвиса возвращает нас в прошлое — до вторжения, до этой деревни, до сломанной ноги…

В наше беспечное детство. Когда мы еще ничего не знали о мире вокруг нас.

— Это неважно, — выдавливает он. Жизнь словно вытекает из его тела вместе со словами. — Меня укусили еще раньше, во время побега из дома.

У меня в груди все обмирает.

— Я давно не жилец, — говорит Трэвис, открывая глаза.

Сил хватает только одними губами произнести: «Почему?» Голос куда-то пропал, я не могу извлечь ни звука из своего содрогающегося тела. Сглатываю слюну. И начинаю тереть Трэвису лоб, скользкий от пота и крови. Потом склоняю к нему голову, мои губы замирают над его губами, и в памяти невольно встают те вечера в соборе, когда я рассказывала ему истории про океан.

— Давай я помолюсь за твое здоровье, — шепчу я. Из носа бегут слезы, глаза опухли.

— Молитвы не твой конек, — с едва слышным смехом произносит Трэвис. — Тобой никогда не двигала любовь к Богу. Вот к небылицам — да.

Зажмурившись, я качаю головой:

— Это была любовь к тебе…

Он снова тихонько смеется — больше похоже на выдох, чем на смех.

— Если бы!

Я прижимаю его еще крепче: мне хочется выдавить заразу из его тела, очистить его кровь своей любовью.

— Прости, — шепчу я. — Прости, прости…

Меня захлестывают безудержные рыдания.

Я думаю лишь о том, как ужасно потратила свой последний день с Трэвисом на бессмысленную ругань. А ведь должна была любоваться его лицом, запоминая каждую черточку… Пересчитывать веснушки на плечах.

До меня доходит, что я больше никогда не увижу его солнечную улыбку, от которой в уголках его глаз появляются маленькие морщинки, никогда не увижу его прихрамывающую походку…

Не почувствую прикосновения шершавой ладони к своей щеке.

А сколько всего я еще не успела о нем узнать и уже никогда не узнаю! Боятся ли его ступни щекотки и какой длины у него большие пальцы на ногах? Снились ли ему в детстве кошмары? Какие он любит звезды, каких зверей обычно видит в облаках? Чего боится? О чем часто вспоминает?

Я уже не успею узнать все это. Мне хочется остановить время, мне хочется лишь чувствовать тепло Трэвиса и ни о чем не думать, но сердце разрывается от горя: сколько всего я упустила, сколько времени потратила зря…

Нам не видать счастливого будущего. И я даже не успею толком запомнить своего любимого, уже сейчас я начинаю его забывать.

Нет, я не готова к этому, не готова к его смерти.

— Расскажи мне про океан, Мэри, — просит Трэвис. — Расскажи мне о месте, где нет всего этого.

Я качаю головой:

— Океан — это ерунда. Он такой же, как все остальное.