Я выбежал на середину платформы, удивив кузнецов до такой степени, что они выронили из рук свежевыкованное лезвие. Оно было длиной шесть футов и изгибалось полумесяцем. Я повидал много страшных вещей, но страшнее этого полыхающего алым пламенем клинка не видел ничего.

Взрослые тельхины быстро оправились от испуга. С платформы вело четыре трапа, и не успел я броситься к одному из них, как они загородили подходы ко всем четырем.

Самый здоровенный из них рявкнул:

— Кто это тут у нас? Сын Посейдона?

— Ага, — прорычал другой. — Я чувствую запах моря в его жилах.

Я поднял Анаклузмос, сердце мое колотилось о ребра со страшной силой.

— Попробуй тронь хоть одного из нас, полукровка, — пролаял третий, — и остальные разорвут тебя на части. Твой отец — предатель. От нашего подарка он не отказался, но когда нас швырнули в Тартар, не проронил ни слова в нашу защиту. Так что мы с удовольствием посмотрим, как его разрубят на кусочки. Да и остальных олимпийцев тоже.

Хотел бы я знать, что мне делать дальше! Я ведь попросту обманул Аннабет, сказав, что у меня есть план. Мне надо было, чтобы она оказалась в безопасности, и я надеялся, что у нее хватит на это мозгов. Но сейчас до меня дошло, что именно здесь я могу погибнуть. Без всяких там предсказаний. Я торчу в самом сердце вулкана в осаде целой своры морских демонов с собачьими мордами. Юные тельхины, захлебываясь лаем, лезли на платформу, чтобы посмотреть, как со мной разделаются старшие.

Вдруг я почувствовал, как что-то обожгло мою ногу. Ледяной свисток в моем кармане словно бы стал еще холоднее. Если мне когда-либо может понадобиться помощь, то именно сейчас самое время ее попросить. И все равно я колебался. Не доверял я что-то дару Квинтуса.

Но не успел я на что-нибудь решиться, как самый высокий из тельхинов сказал:

— Давайте посмотрим, насколько он силен? Сколько времени понадобится, чтобы сжечь его?

Он выгреб немного лавы из ближайшей печи, пальцы его при этом засветились от жара, но тельхин словно не заметил этого. Остальные сделали то же самое. Первый бросил в меня горсть раскаленных камней, и штаны на мне загорелись. Двое других швырнули мне шипящую лаву на грудь. Я в ужасе выронил меч и кинулся отряхиваться. Огонь охватил меня. Странно, но сначала он показался мне просто чуть теплым и только потом стал пожарче.

— Тебя защищает твоя морская природа, малец, — сказал один. — Конечно, трудновато тебя будет сжечь. Трудно, но возможно.

Они продолжали швырять в меня лаву, и, помню, я закричал. Все мое тело жгло огнем. Такой страшной боли я еще не чувствовал никогда. Пламя будто пожирало меня. Я рухнул на металлический пол и услышал, как тельхины всей толпой взвыли от восторга.

И тут я вспомнил слова речной наяды на ранчо Гериона. Она тогда сказала: «Вода внутри меня».

Мне нужно море! В животе у меня что-то забурлило, но ничего не получалось. Ох, если бы мне кто-то хоть немного помог! А тут нет ни реки, ни краника какого-нибудь водопроводного. Кроме того, когда в прошлый раз я высвободил свои силы в конюшнях Гериона, внутри меня что-то будто оторвалось. Я запомнил тот пугающий момент.

Выбора у меня не было. Я воззвал к морю. Заглянул в самого себя, вообразил морские волны и приливы, представил бесконечную мощь океана. И со страшным криком выпустил ее наружу.

Впоследствии я никогда не мог описать того, что произошло. Взрыв, огромной силы приливная волна… водоворот подхватили меня и швырнули в лаву. Огонь и вода столкнулись, поток стал неимоверно горячим, и я, выброшенный сильнейшим взрывом, вылетел из жерла вулкана. Меня выкинуло вверх с такой силой, с какой подбрасывает щепку давление в миллион атмосфер. Последнее, что я запомнил, прежде чем потерять сознание, был полет. Я взлетел так высоко, что если бы об этом узнал Зевс, он бы мне никогда не простил. Потом началось падение, и в это время дым, и пламя, и вода оставили меня. Я превратился в одиноко мчащуюся к земле комету.

Я просыпался медленно. Первое, что я почувствовал, — такое ощущение, будто мое тело все еще охвачено огнем. Кожа горела, в горле пересохло, и оно саднило так, словно я наглотался песка.

Высоко-высоко надо мной качались вершины деревьев и сияло голубое небо. Слышалось журчание фонтана, воздух наполнял сладкий запах кедра, можжевельника и каких-то других ароматных растений. До меня доносился шепот волн, мягко набегавших на каменистый берег. На минуту возникла мысль, что я умер, но потом я догадался, что это не так. Мне пришлось однажды побывать в Царстве мертвых, и голубого неба там не было.

Я сделал попытку сесть, но из этого ничего не вышло. Мышцы в моем теле будто расплавились.

— Не шевелись, пожалуйста, — сказал девичий голос. — Ты еще слишком слаб, тебе нельзя вставать.

На мой лоб легла прохладная повязка, перед глазами появилась бронзовая ложечка, рот оросила приятная жидкость. От этого питья унялась боль в горле, а на губах остался теплый привкус шоколада. Нектар богов! В следующую минуту я увидел лицо поившей меня девушки.

Миндалевидные глаза, волосы цвета карамели красиво переброшены на одно плечо. Ей было лет… Пятнадцать? Шестнадцать? Я не мог сказать точнее, ибо лицо ее принадлежало к тому типу, который словно бы не меняется с возрастом. Неожиданно для меня из уст ее полилась песня, и боль моя мгновенно растворилась в этом пении. О, выходит, она знакома с волшебством? Я чувствовал, как музыка, словно пронизывая мою кожу, течет сквозь меня, излечивая ожоги и утишая боль.

— Кто ты? — хрипло прокаркал я.

— Шшш, храбрый юноша, — шепнула она. — Отдыхай и набирайся сил. Тут тебе не грозят никакие опасности. А зовут меня Калипсо.

* * *

Когда я проснулся в следующий раз, то увидел, что снова нахожусь в пещере, только она вовсе не походила на мрачные подземелья лабиринта, в которых мне пришлось побывать. Потолок надо мной сверкал многоцветными кристаллами, они были белыми, пурпурными, зелеными, и мне показалось, что я очутился в самой сердцевине кристаллической друзы из тех, что иногда продаются в сувенирных лавках. Я лежал в уютной постели, на белоснежных хлопковых простынях, а моя голова покоилась на мягчайшей, набитой пухом подушке. По всему пространству пещеры, и тут и там, были развешаны белые шелковые занавеси, разделявшие ее на уютные островки. У одной стены стояла прислоненная к ней арфа, рядом я увидел большой ткацкий станок. Другая стена была забрана рядами полок, сплошь уставленных банками с фруктовыми консервами, с потолка пещеры свисали связки сухих трав. Я узнал только розмарин и тимьян, но моя мама сумела бы назвать каждую из них.

Третью стену занимал огромный очаг, и сейчас с той стороны слышалось бульканье закипающего на его пламени горшка. Запах доносился очень аппетитный, похоже, говяжье рагу.

Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в висках, я попытался сесть в кровати. Мельком взглянул на свои руки, не сомневаясь, что увижу на них шрамы от ожогов, но ничего подобного. Ладони были, может, чуть розовее обычного, но и все. Грудь мою обтягивала белая футболка, на ногах красовались пижамные штаны — вещи, явно мне не принадлежавшие. Ступни босые. На мгновение меня охватил трепет от страшной мысли, что мой Анаклузмос потерялся, но стоило мне сунуть руку в карман пижамы, как я тут же нащупал волшебную шариковую авторучку.