Он оставил ее одну в прачечной, дав совет повесить ее собственную одежду тут же на плечики.

Джулия разделась и с бесконечными предосторожностями натянула на себя творение от-кутюр — платье из невесомой ткани. Зеркала в помещении не было, и она попыталась разглядеть себя в блестящей стальной стойке, однако цилиндрическая поверхность выдала ей бочкообразное отражение. Джулия расчесала волосы, подкрасилась вслепую и, оставив в прачечной свою сумку, джинсы и пуловер, вернулась по темному коридору в холл.

Портье поманил ее к себе, и Джулия послушно подошла к стойке. За спиной у портье висело огромное, во всю стену, зеркало, но, едва Джулия собралась взглянуть в него, как он встал перед ней, загородив обзор.

— Нет, нет, нет! — воскликнул он, когда Джулия повторила свою попытку. — С вашего позволения, мисс…

Он вынул из ящика бумажную салфетку, подправил размазавшуюся помаду у нее на губах и, отойдя в сторону, сказал:

— Вот теперь можете полюбоваться собой! Никогда в жизни Джулия не видела такого великолепного наряда. Он был в тысячу раз красивее, чем все шикарные платья, которые она с вожделением разглядывала в витринах самых блистательных кутюрье.

— Просто не знаю, как вас благодарить! — взволнованно пролепетала она.

— О, вы оказываете честь создателю этого платья; я уверен, что оно вам идет в сто раз больше, чем графине, — шепнул портье. — Я заказал лимузин, шофер подождет вас на площади и доставит обратно в отель.

— Но… я могла бы взять такси…

— Вы шутите — такси, в таком-то наряде! Считайте, что для вас это карета, а для меня залог спокойствия. Надеюсь, вы помните о Золушке? Приятного вечера, мисс Уолш, — сказал портье, сопровождая ее к лимузину.

Выйдя на улицу, Джулия привстала на цыпочки и чмокнула портье в щеку.

— Мисс Уолш, последняя просьба…

— Все, что вам угодно!

— Нам повезло: это платье оказалось длинным, даже чересчур длинным. Так вот, умоляю, не подбирайте подол, как вы это сейчас сделали. Ваши кроссовки, увы, не сочетаются с этим туалетом!

* * *

Официант водрузил на стол блюдо с горячими закусками. Томас положил на тарелку Марины тушеные овощи.

— Можно спросить, почему ты не снимаешь солнечные очки в этом ресторане: здесь такое тусклое освещение, что я еле-еле прочитал меню!

— Потому что! — отрезала Марина.

— Поистине исчерпывающее объяснение! — насмешливо заметил Томас.

— Потому что не хочу, чтобы ты видел взгляд.

— Какой взгляд?

— ТОТ САМЫЙ взгляд!

— Слушай, ты меня извини, но я ровно ничего не понимаю!

— Я имею в виду то выражение, которое вы, мужчины, видите в глазах женщины, если ей с вами хорошо.

— Вот уж не знал, что для этого существует какой-то специальный взгляд!

— Не лги, ты это знаешь, как знает любой мужчина, и отлично умеешь его распознавать, да-да!

— Ладно, пусть будет по-твоему! Но почему же мне не дозволено видеть этот взгляд, говорящий о том, что хотя бы в данную минуту тебе со мной хорошо?

— Потому что, стоит тебе его увидеть, как ты сейчас же начнешь прикидывать, как бы половчей сбежать от меня.

— Ну что ты болтаешь!

— Томас, почти все мужчины, которые украшают свое одиночество ни к чему не обязывающими отношениями, которые щедры на ласковые словечки, но никогда — на слова любви, боятся увидеть однажды у женщины, связанной с ними близостью, ТОТ САМЫЙ взгляд.

— Да какой ТОТ САМЫЙ, объясни же наконец!

— Тот, который говорит мужчине, что женщина безумно влюблена в него. Что ей хочется большего, нежели мимолетный роман. Например — пускай это глупо звучит, — возможности вместе строить планы на отдых, да и вообще, любые планы на будущее. Только не дай ей бог улыбнуться при виде детской коляски на улице — вот тут-то все и рушится.

— Значит, за этими черными очками скрывается именно такой взгляд?

— О, ты слишком возомнил о себе! Не обольщайся, у меня просто болят глаза, только и всего.

— Зачем ты мне все это говоришь, Марина?

— Интересно, когда ты решишься объявить мне, что уезжаешь в Сомали, — до или после тирамису?

— А кто тебе сказал, что я собираюсь заказать тирамису?

— Мы знакомы уже два года, и все это время я работаю с тобой вместе, а следовательно, знаю, как и чем ты живешь.

Марина сдвинула очки на кончик носа и дала им упасть в тарелку.

— Ну хорошо, я действительно уезжаю завтра. Но ведь я только что узнал об этом.

— Уже завтра? И ты едешь через Берлин?

— Нет, Кнапп предпочитает, чтобы я летел в Могадишо прямо отсюда.

— Ты целых три месяца ждал этой поездки, ждал, когда он о ней заговорит, а теперь, стоило твоему дружку щелкнуть пальцами, как ты рванул вперед!

— Он просто не хочет терять ни одного дня, и без того слишком много времени ушло понапрасну.

— Нет, это он заставил тебя терять понапрасну время, а ты оказываешь ему большую услугу. Он нуждается в этой поездке для своего продвижения, тогда как ты совершенно не нуждаешься в нем, чтобы заработать премию. При твоем таланте ты мог бы ее получить, сфотографировав все, что угодно, даже собаку, поднявшую ножку у фонарного столба.

— Чего ты добиваешься?

— Я хочу, чтобы ты утвердился в этой жизни, Томас; хватит уже прятаться от людей, которых ты любишь, вместо того чтобы сказать им в глаза все, что ты думаешь. Начни с меня! Скажи мне, например, что мои разговоры нагоняют на тебя тоску, что мы всего лишь любовники, что я не имею права читать тебе мораль; или скажи Кнаппу, что в Сомали не отправляются вот так, с бухты-барахты, не заехав домой, не собрав чемодан, не попрощавшись с друзьями! Особенно, если неизвестно, когда вернешься.

— Может, ты и права.

И Томас достал из кармана мобильник.

— Что ты делаешь?

— Что делаю? А вот что: посылаю Кнаппу SMS с просьбой выписать мне билет на субботний рейс в Берлин.

— Я тебе поверю только после того, как ты ее отправишь.

— И тогда ты позволишь мне увидеть ТОТ САМЫЙ взгляд?

— Возможно…

* * *

Лимузин остановился перед красной ковровой дорожкой. Джулии пришлось проделать серию акробатических трюков, чтобы выйти из машины, не показав своих кроссовок. Она взошла по лестнице, и на самом верху ее ослепили десятки вспышек.

— Я никакая не знаменитость! — сказала она репортеру, но тот не понял ее английского.

Охранник, стоявший на фейс-контроле, оторопел при виде роскошного платья Джулии. Ослепленный режущим светом камеры, снимавшей ее проход, он счел излишним проверить, есть ли у нее приглашение.