— Длинные Волосы! — прокричал промчавшийся мимо Бака высокий Шайен. — Я узнал его! Это Длинные Жёлтые Волосы, его солдаты убили мою семью!

Кастер не стал ждать, к чему могла привести его безрассудная доблесть, и погнал коня обратно. Он едва успел домчаться до отставших солдат, как их двадцать винтовок дружно грянули, посылая смертоносные куски свинца в гущу приближающихся дикарей. Лакоты успели рассыпаться и завертелись пестрыми лоскутками, увиливая от пуль. Длинные копья Шайенов цеплялись друг за друга, лошади толкались.

— Ещё Длинные Ножи! — выкрикнул кто-то, указывая рукой на появившуюся из-за холма колонну. Тяжёлый эскадрон решительно приближался, безостановочно изрыгая огоньки и дым выстрелов. Выстроенные по четыре кавалеристы сверкали стволами винтовок и револьверов. Перестрелка продолжалась минут пятнадцать, затем солдаты отступили под яростным натиском дикарей. Вокруг сбившейся плотной синей массы мелькали в клубах пыли юркие обнажённые всадники, пронизывая воздух острыми стрелами. Иногда они подскакивали совсем близко, свесившись на боку своих лошадок, и стреляли из-под брюха мустангов.

Лакоты проводили солдат до самой реки, не прекращая драться, и там оставили. Шумная яркая волна откатилась за покрытые густым лесом холмы, и наступила тишина. Неведомая сила отвела от Кастера смерть, с которой он постоянно вёл головокружительную игру.

Через пару дней, в которые ничто не побеспокоило строительный отряд, от лагеря отъехали на прогулку два всадника. Чарли Рейнолдс, служивший у Кастера следопытом, поскакал было за ними, ругаясь и называя их идиотами, но затем остановился и благоразумно решил вернуться обратно.

— Теперь за их жизнь я не дам и стреляной гильзы! — Он спрыгнул на землю и опустился на корточки. Привыкший оставлять свои чувства при себе, Чарли молча стал наблюдать. К нему вразвалку приблизился рядовой Виндолф в потемневшей от пота вонючей рубашке. На щеках и на лбу солдата налипла пыль.

— Кто это такие смелые, Чарли? — Кавалерист сплюнул коричневую табачную слюну и почесал облупившийся нос.

— Немец наш, доктор Хонзингер, и дурак-маркитант Балиран.

Чарли Рейнолдс, прозванный в полку Одиноким Чарли, обтёр нашейным платком капли пота под носом и приготовил винтовку. Прошло минут десять, рядовой Виндолф, убаюканный звоном кузнечиков и зноем, задремал. Чарли не мешал ему, молча наблюдая за двумя безрассудными всадниками, которые остановили коней возле густой рощи. Толстый Хонзингер неуклюже соскользнул с коня. Над его лоснящейся лысиной витала мошкара. Он лениво отгонял её пухлой рукой. Балиран вальяжно откинулся в седле и обмахивал свою коротко остриженную голову шляпой, словно находился на веранде центрального салуна в Сент-Луисе.

Виндолф проснулся от ужасных воплей. Он едва успел увидеть, как Балиран свалился со своего чёрного мексиканского коня, вытолкнутый из седла кривым копьём, которое сжимал бронзовый дикарь. Он поднялся на ноги и засеменил к лагерю, нелепо подпрыгивая и вертя руками. Его неторопливо настигли два всадника и воткнули ему в спину две длинные стрелы. Одна из них пробила его насквозь и вылезла из живота. Толстый Хонзингер, зажмурив глаза и обхватив лысую голову руками, бежал куда-то в сторону. С возгласом презрения его догнал крупный индеец с длинными распущенными волосами и проломил ему голову прикладом ружья. Чарли Рейнолдс выпустил по индейцам две пули, но ни одна не попала в цель.

Несколько дней подряд после этого случая Лакоты показывались возле строительного лагеря, но не нападали. Иногда в них стреляли из пушки, и громоподобное эхо отвечало белым людям, скрашенное переливом индейских голосов. Затем Бледнолицые начали внезапные сборы.[22]

Когда закат зажигал облака багряным огнем, в индейском стойбище в палатках военных обществ собирались воины, собирались вокруг костров, чтобы узнать, какие новости приносили гонцы из резервации Красного Облака и Крапчатого Хвоста. Посланцы рассказывали, что агентским индейцам не разрешалось охотиться на дичь, но взамен им выдавали продовольственные пайки. Однако они оказались мало пригодными для пищи. Соленые ломти свинины были настолько пожелтевшими и раскисшими, что даже собаки не брали их в рот. Мука имела странный серый цвет и кишела червями… Крапчатый Хвост, побывав у президента США на торжественном банкете, с грустью заявил присутствовавшим сенаторам, что у белых людей вкусной еды, несомненно, гораздо больше, чем они посылают индейцам. Но ничто не изменилось от сказанных слов.

— Ещё нам дали коров, которых разводят Бледнолицые, — продолжал гонец, — но не разрешили их сразу застрелить и съесть. Они объяснили, что коров надо выгонять на выпас, как это делают белые фермеры. Но мы не умеем делать этого. Мы пытались устраивать на этих пятнистых домашних бизонов охоту, но животные эти очень ленивы. Они не понимают, что такое охота. Это не бизоны, нет. Мы подгоняли их горящими палками и подсовывали им под хвосты колючки, и всё же коровы только брыкались, а бегали очень плохо. Нет, конечно, это не охота… Ушли те времена, когда нас кормили бизоны…

Зато многочисленные гниющие туши настоящих бизонов появились вдоль железнодорожного полотна. Белые люди отстреливали целые стада, снимали шкуры, а мясо оставляли на съедение стервятникам и волкам. Обожравшиеся взъерошенные грифы, не в силах подняться в воздух, громадными чёрными стаями бродили вокруг. Над прерией стоял нестерпимый смрад. Несметные стада бизонов таяли на глазах. Этих горбатых хозяев равнин, которые в былые времена живым ковром покрывали холмы и скрывались за горизонтом, нынче индейцам приходилось отыскивать с большим трудом, и всякий белокожий человек вблизи от поверженного бизона становился в глазах дикарей существом, не имеющим оправданий. Исчезновение бизонов казалось невероятным и страшным событием, в реальность которого отказывались верить все кочевники, надеясь на то, что рогатые исполины прерий просто переместились куда-то на время, и вскоре они возвратятся в прерии. Но расползавшийся над землей запах вскоре убедил всех.

— Слёзы не помогут, — обращался к народу Ссадина, — ничто не изменится в лучшую сторону само по себе. Пришло время вмешаться в события. Пришла беда. Не знаю, как вернуть бизонов, но знаю, как выгнать белых людей, которые уничтожают этих чудесных животных. Настал день, когда нужно дать отпор. Посмотрите на своих жён и сестёр. Что станет с ними, если мы, воины, не отстоим их право на жизнь?

— Белые люди без труда разрубили наш народ на части, словно мы трухлявое дерево, — встал Сидящий Бык, — теперь мы не похожи на крепкую скалу. Нас превратили в груду камней. Неужели у Лакотов не хватило бы силы вышвырнуть, как назойливых щенков, светлоглазых пришельцев, которые уже ходят по эту сторону Белой Реки и заполнили наши Чёрные Холмы? И мы, Лакоты, дерёмся друг с другом. Бледнолицые сделали Болтающихся-Около-Форта ленивыми и жадными. Они научили наших братьев ненавидеть нас. Некогда сильные воины теперь выпрашивают у наших врагов виски. Что ждёт Лакотов? Если не соединимся мы все вместе, то Бледнолицые перебьют нас поодиночке, как дерево за деревом они убирают в непроходимых лесах, чтобы проложить себе дорогу. Если мы не станем стеной, то по Тропе Воров придут другие. Лакотам не останется ни песчинки на их собственной земле.