Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что это за «гуслицкие дела»? – спросил я у Бородина самым невинным тоном.
– Да что уж тут таить, г. начальник! Случилось это лет 25 тому назад. Был я тогда еще мальчишкой и сбили меня с толку фальшивомонетчики, выделывавшие деньги в селе Гуслицы. За это я отбыл наказание и с той поры живу по-честному. Как вспомнили мне про гуслицкие деньги, вижу, дело плохо! Начальник приказал принести мой бумажник, сорвал с него печати, вынул билет и деньги и говорит: «Много к твоим рукам прилипло гуслицких денег, да черт с тобой! Тут у нас завелось благотворительное дело, и деньги нужны, а их нет. Предлагаю тебе следующее: я под эти 5 тысяч освобождаю тебя до послезавтра с тем, чтобы к 2 часам дня ты доставил сюда же 5000 рублей. Принесешь – я отпущу тебя на все четыре стороны; не принесешь – пеняй на себя! Ты будешь немедленно арестован и выслан в 24 часа из Москвы в Нарымский край доить тюленей». С этими словами начальник отпустил меня, оставив, однако, у себя ренту и три сотенных билета.
– Вот что! – сказал я Бородину. – Идите с моим агентом и укажите в Скатертном переулке дом, куда вас возили, а завтра в 11 часов утра приходите опять ко мне.
Бородин указал дом, и мы навели у дворников справку о жильцах 3-го этажа. Они оказались людьми смирными, не внушающими подозрений. Узнали мы и № телефона квартиры. Но что же было делать дальше? Нагрянуть с неожиданным обыском – мне не хотелось, так как мошенников могло случайно и не оказаться дома.
Взятая у Бородина рента могла быть тоже унесена, да, наконец, Бородин и не помнил номера своего билета, следовательно, даже при захвате аферистов последние смогут от всего отпереться, тем более что свидетелей не имелось. Поэтому я остановился на ином плане. За домом и особенно за квартирой третьего этажа было установлено наблюдение. Я же стал ждать завтрашнего ко мне визита Бородина.
Через несколько часов по установлении наблюдения прибегает один из агентов и докладывает, что из квартиры 3-го этажа вышел Василий Гилевич, хорошо известный нам по ряду мелких мошенничеств.
Василий был родным братом Андрея Гилевича, убийцы студента Прилуцкого, громкое дело которого я уже описал в одном из предыдущих очерков. Очевидно, Бородина шантажировал этот «достойный» представитель не менее «достойной» семейки.
Я пригласил к себе в кабинет стенографа и дворника в качестве будущих свидетелей и усадил их к отводным трубкам моего телефона. Когда явился Бородин, я побеседовал с ним минут десять, стараясь уловить его манеру говорить, его язык, интонации голоса и т. п. После чего заявил ему: сидите смирно и слушайте!
Агент-стенограф, сидевший у одной из отводных трубок, приготовил лист бумаги и карандаши; дворник деликатно взял свою отводную трубку двумя «пальчиками». Когда все было готово, я подошел к аппарату.
– Барышня, дайте № такой-то!
– Готово!
В трубке послышался женский голос:
– Я вас слушаю…
– Нельзя ли попросить к телефону господина начальника?
– Хорошо, сейчас!
Вскоре раздался мужской голос:
– Алло, я вас слушаю!
– Это вы, господин начальник?
– Гм… Кто говорит?
– Это я, Иван Прохоров Бородин, которому вы сегодня приказали явиться.
– Ну что, мошенник, деньги готовы?
– Не серчайте на меня, г. начальник! Ей-Богу, к двум часам не достать, обещаны они мне в четыре. Вот я и звоню. Уж вы позвольте мне опоздать на два часа, ранее никак не справиться! Ведь 5 тысяч – капитал, его сразу не соберешь!
– Ах ты растяпа! Ах ты сонная тетеря! Ну черт с тобой! Но помни, что если в четыре не явишься – в 24 часа вылетишь из Москвы. А откуда ты телефон мой узнал? Разве на станции сообщают номер охранного отделения (и в голосе его послышалась тревога)?
– Никак нет, г. начальник! Я третьего дня, стоя у вашего стола, покуда вы писали, приметил № вашего телефона, стоящего на столе.
– Ну ладно, проваливай! И помни: в 24 часа!
Затем послышалось глухо: «Ротмистр, установите опять немедленно наблюдение за Бородиным!» После чего трубка была повешена.
– Вы успели все записать? – спросил я своего агента-стенографа.
– Так точно, все.
– А ты все слышал? – спросил я у дворника.
– Известное дело – все! А только, г. начальник, я понимаю, что тут без убивства не обойтиться! – отвечал глубокомысленно дворник.
– Ну и понимай на здоровье! – сказал я, смеясь.
Бородин, наблюдавший всю эту сцену, сидел ни жив ни мертв. В нем, видимо, боролись разнородные чувства. С одной стороны, Еще прочно сидел страх перед грозным начальником охранного отделения, с другой, – он видел, что во мне нет и тени сомнения в наличности мошенничества; вместе с тем ему думалось, а что, если начальник сыскной полиции ошибается? Всю эту сложную гамму переживаний я прочел на его взволнованном красном лице.
К четырем часам я откомандировал моего помощника В. Е. Андреева с четырьмя агентами в Скатертный переулок для ареста всех людей, находящихся в «охранном отделении». Я рекомендовал ему пригласить с собой и участкового пристава с нарядом городовых, но В. Е. Андреев нашел, очевидно, это лишним и, понадеясь на собственные силы, отправился один исполнять поручение.
Через час он мне звонит и сообщает:
– Тут, Аркадий Францевич, получается неожиданное затруднение. Дело в том, что мы арестовали трех мужчин, переодетых жандармами, и женщину, находившуюся в квартире; но не доглядели за Гилевичем, который успел проскочить в заднюю комнату, заперся там на ключ и забаррикадировал дверь. Он заявляет, что при малейшей с нашей стороны попытке форсировать его убежище
