Итак, приходилось собираться в Мюнхен, — там, в центре Баварии, находился личный штаб новоявленного «фюрера» западногерманских фашистов. В этом факте Шулленбургу чудилось нечто зловещее. В Мюнхене начинал свою страшную политическую карьеру Адольф Гитлер. Франц Штрадер свою «политическую деятельность» тоже начинал в Мюнхене, в юности отирался возле штаб-квартиры Гитлера, с готовностью расклеивал по городу фашистские листовки. Когда подрос, по совету папаши, торговца мясом, определился в национал-социалистический автомеханизированный корпус. В тридцать девятом году он в рядах гитлеровской армии ворвался на землю Франции. Страна древней культуры пала, танковые клинья разрезали ее вдоль и поперек. Танки и самоходки шли по полям и виноградникам, в упор расстреливая обезумевших от неразберихи, брошенных командованием французских солдат. Война казалась приятной прогулкой, и лейтенант Франц Штрадер не раз благодарил умудренного опытом папашу — по его совету он поставил на лошадь, которая выиграла владычество над Европой! Но вскоре все оказалось иллюзией… В сорок первом танки ринулись на восток, в степи и болота России. Снова клинья, котлы — охваты частей противника, успехи… Однако на востоке было то, чего почти не было на Западе — русские, белорусы, украинцы жестоко сопротивлялись, вели кровопролитные бои, в превеликом числе отправляли гитлеровских бандитов на тот свет. Во Франции Штрадер чувствовал себя превосходно, в России ему очень скоро стало страшно, его охватил ужас, и он отчетливо понял — с военной карьерой у него ничего не выйдет, а политическую следует делать, находясь подальше от поля боя. Однако фашистская орда не выпускала его из своих объятий, увлекала все дальше на восток, и в составе Шестой армии Паулюса он очутился под Сталинградом… Это был ад! В котел попала огромная, отлично вооруженная немецкая армия, вернее, две армии — Паулюса и Гота. От страха почти потерявший рассудок обер-лейтенант Франц Штрадер понял, что спасти его может только случайность, — он все-таки верил в свою звезду, или, как любил говорить по примеру Гитлера, — «верил в провидение». Его мозг усиленно работал, отыскивая выход из опасного положения. И нашел — в союзники себе он призвал… русский мороз. Мороз и оказался тем самым провидением, которое помогло ему удрать из-под Сталинграда, из «котла», в который он неосторожно угодил. И больше уже на фронте бравого вояку не видели, он сумел устроиться в тылу, в милой его сердцу Баварии, преподавателем зенитного училища в Шонгау — с того дня война для него, в сущности, и не существовала, она шла где-то далеко от него, он затаился и дрожал при одной мысли о том, что на него обратят внимание и снова отправят на фронт, к русским. Советских солдат он боялся до коликов, о них он вспоминал с содроганием… Так прошло почти два с половиной года. Отгремели последние залпы, война кончилась, и вот тогда-то обер-лейтенант Штрадер и «бросился в бой» — наступило время делать политическую карьеру. Война, война — можно было подумать, что иного слова не было в его лексиконе. Главное — во что бы то ни стало обратить на себя внимание. И он вопил о пролитой им лично на Восточном фронте крови, хотя его персональные потери под Сталинградом никакого отношения к крови не имели — он отморозил зад. Надо же, — своевременно там, у берегов Волги, недодумался, что ведь подобным «ранением» хвастать будет невозможно. Но справок у него не требовали, и он продолжал шуметь, тем более что основное-то все-таки не в пролитой им крови… Германия разоружена? Ее надо немедленно вооружить. У Германии нет больше вермахта? Создать сейчас же. Концерны обессилели? Дать им кредиты, субсидии. Он своего добился — его заметили военные преступники из концерна «ИГ-Фарбен» и взяли на содержание. Приметили его и американцы. Общими усилиями протащили обер-лейтенанта в бундестаг и поставили во главе специального комитета, занимавшегося «обороной», кредитами. Обер-лейтенант из кожи лез, строчил законопроекты один другого круче. Обстановка в стране была для его «деятельности» самая подходящая: террор, шантаж, подкупы… В общем, доверие хозяев он оправдал, и в награду его стали «продвигать», весьма скоро он добился того, к чему стремился изо всех сил, — его назначили военным министром, он стал над гитлеровскими генералами и офицерами. Он отлично понимал: как обер-лейтенант он им не нужен, они истосковались по Гитлеру и его режиму и мечтают о появлении в Федеративной Республике «сильной личности», нового «фюрера», за которым они могли бы, не размышляя, снова пойти в огонь и воду, как в свое время за Гитлером. И Штрадер принялся вовсю изображать из себя эту самую сильную личность: по примеру Гитлера создал свою реваншистскую партию; по его же примеру организовал свой личный штаб, сочинил несколько «программных» книг, в которых с редкой наглостью требовал от Европы преклониться перед «восстановленной экономической и военной мощью» Германии (Западной) и добровольно принять у себя предлагаемый Штрадером режим, ничем не отличающийся от гитлеровского «нового порядка». И, конечно, Штрадер выступал с речами на всевозможных сборищах… Мудрость государственного деятеля в нем оказалась с успехом замененной оголтелой склонностью к авантюрам, опасной демагогией реванша, призывами к новому походу на тот самый Восток, с которого он еле ноги унес. Он сумел-таки стать кумиром тех, кто не мыслит себе жизни без войны, грабежей, кровопролитий, зверств. Он настойчиво шел к своей главной цели — до кресла канцлера Германии (Западной), казалось, остался один шаг, а там уж он развернется! Но — сначала интриги: друзья-приятели по реваншу вовсе не спешили пустить его вперед себя, они сами хотели быть канцлерами; а затем все окончательно испортили очередные выборы в бундестаг, в результате которых совершенно неожиданно большинство получили представители партий, ранее — на протяжении многих лет! — бывших в оппозиции и казавшихся безобидными. В результате — в оппозиции оказался Штрадер со своей партией, со своими единомышленниками, а безобидные стали у власти и — совершенно неожиданно для тех в стране, кто на протяжении четверти века готовил Республику к новой войне, — провозгласили политику установления нормальных отношений и взаимовыгодного сотрудничества с Советским Союзом и с другими социалистическими странами. Однако похоже на то, что нынешняя оппозиция — отнюдь не безобидная, и круги, взявшие себе в услужение нового «фюрера» — Штрадера, заставляют его рискнуть на борьбу методами, которые могут привести страну к гибели.

Сидя в автомобиле, мчавшемся по направлению к Мюнхену, Шулленбург с большой тревогой размышлял о сложившемся в стране положении, все говорило о том, что назревали события огромной важности и в них намерен сыграть роковую роль Штрадер, недооценивать его нельзя, Гитлер тоже был когда-то лишь ефрейтором…

Многое прояснилось, лишь только Шулленбург переступил порог обширного кабинета Франца Штрадера, — можно было подумать, что тот и по сей день продолжал оставаться военным министром: у его письменного стола почтительно сидели и внимательно слушали его наставления генеральный инспектор бундесвера Гейнц Кривель, командующий военно-воздушными силами генерал Ганс Хубер и какой-то офицер в погонах капитана пехоты. Тут же по стойке «смирно» стоял уже знакомый Шулленбургу полковник Дитц. Некоторый элемент гражданской атмосферы вносил, пожалуй, самодовольно развалившийся в кресле Карл Функ.

«Опять Функ», — с досадой отметил Шулленбург.